Наконец, произошел случай, который переполнил чашу терпения обоих друзей.
Дворяне побогаче, которые приехали со своими холопами, слугами и служилыми людьми, превращенными теперь в рядовых воинов ополчения, сами в грабежах явно не участвовали, но позволяли это делать своим подчиненным, которые потом втихомолку делились с ними добычей.
Было, однако, много дворян бедных, преимущественно молодых, недавно дворянством пожалованных, и еще не имеющих своих людей в таком количестве, чтобы и на хозяйстве дома оставить, и в поход с собой взять. Вот эти-то молодые волки и свирепствовали больше всего.
В одном сельце несколько таких удальцов нашли довольно богатый дом и чтобы хозяева не мешали им грабить, заперли их в погребе, предварительно выпив все, что там хранилось. Затем, они занялись домом, выкидывая на двор и перегружая в хозяйские сани не только съестные припасы, но также одежду и прочее имущество хозяев. И тут один из них обнаружил спрятавшуюся в чулане молоденькую дочь хозяев, совсем еще девочку. Она страшно испугалась и, вырвавшись, с криком выбежала во двор. Пятерка пьяных шелопаев с хохотом и улюлюканием начла гонять несчастную по кругу, не давая жертве из него выбраться.
А тут как раз проезжали мимо двора Картымазов с Зайцевым.
Увидев эту сцену, Федор Лукич побелел от гнева и выхватил саблю.
Зайцев последовал его примеру.
Они подъехали, и Картымазов сказал:
— Немедленно отпустите ребенка, откройте погреб и извинитесь перед хозяевами.
Молодые люди недоуменно переглянулись и издевательски расхохотались.
Картымазов не говоря больше ни слова, сильно ударил рукояткой сабли по голове первого ближайшего и молниеносным движением беспощадно полоснул по лицу второго, глубоко рассекая ему бровь, щеку и подбородок.
Зайцев едва не отрубил руку третьему, который держал за волосы девочку.
Они спрыгнули с коней и двое еще не раненных молодчиков стали в ужасе пятиться.
Картымазов наотмашь ударил каждого из них нагайкой по лицу.
Испуганная девочка сразу бросилась к нему, и Федор Лукич по-отцовски обнял ее.
— Не бойся, дочка, — ласково сказал он. — Они больше никогда не будут так поступать. Не правда ли? — грозно спросил он, обращаясь к молодым людям.
Те отчаянно закивали головами, держась за багровые шрамы, которые сразу вздулись на их щеках.
— А теперь, — сказал Картымазов, — забирайте этих троих и марш со двора, щенки! И запомните — моя фамилия — Картымазов! Еще раз появитесь на этом дворе — и вы уже покойники!
Двое молодых людей подхватили под руки каждый одного раненного, а третьего, который после удара по голове, лежал без чувств, поволокли за руки и быстро покинули двор.
Зайцев открыл погреб, и Картымазов передал девочку родителям.
— Они ничего не успели унести, — сказал он, указывая на сани. — Я приношу вам извинения от имени князей Бориса Волоцкого и Андрея Углицкого.
Он снял шапку и низко поклонился.
Хозяева, молча смотрели на него, вытаращив от изумления глаза.
— Все! — Твердо сказал Картымазов Зайцеву, когда они выехали за ворота. — С меня хватит! Ты как хочешь, Макар, а я немедленно отправляюсь просить князя Бориса уволить меня из такого войска и будь, что будет!
— Я с тобой, — только и сказал Зайцев.
— … Ты вправе считать меня дезертиром, князь, ты вправе наказать меня, как на то будет твоя воля, ты вправе лишить меня земли, которой пожаловал когда-то, но я не могу больше участвовать в грабежах и насилиях, которые тут творятся!
— И я, князь! — сказал Зайцев и опустился на одно колено. — Вели казнить или миловать, на все твоя воля.
— На все Божья воля! — возразил князь Борис. — Я вас очень хорошо понимаю. Благородному человеку трудно смириться с насилием, жестокостью и несправедливостью. А ведь именно несправедливость нашего брата и вынудила нас встать на этот путь. Он прислал своих послов и спрашивает с удивлением, что случилось, будто сам не знает…
Князь Борис Волоцкий прошелся по ковру, который устилал землю его походного шатра.
— Да-да я вас понимаю, — еще раз повторил он и задумался. Вдруг какая-то мысль пришла ему в голову. — Вот что мы сделаем, — сказал он. — Король Казимир любезно ответил нам, что он не хотел бы вмешиваться в семейные неурядицы Великого Московского князя, но обещание, данное нашему отцу, помнит, а потому подумает, как нам помочь. Пока же он предлагает нашим женам и детям приют в его городе Витебске, недалеко отсюда, который дает им в кормление до тех пор, пока все не образуется. Завтра они отправляются туда. Разумеется, их будут сопровождать придворные дамы и несколько моих доверенных дворян. Я слышал много хороших слов о тебе, Макар Зайцев, когда ты служил несчастному Оболенскому-Лыко, которого мой брат так коварно и бесправно захватил и заточил в темницу. Я знаю, что ты храбрый и благородный человек и потому хочу доверить тебе вместе с еще несколькими моими преданными дворянами личную охрану моей супруги княгини Юлианы. Вы поедете с ней и детьми в Витебск и пробудете там столько, сколько будет нужно.
— Благодарю за доверие и честь мой князь, — поклонился до полу, став на оба колена, ожидавший гораздо худшего исхода Зайцев.
— И для тебя, мой старый друг, Картымазов, у меня есть достойное поручение. Действительно, негоже тебе, опытному и мудрому воину болтаться здесь с этим наскоро собранным голодным войском! Мы на днях отправляем серьезное посольство к брату старшему Ивану в Москву. Мы перечислим ему наши требования и очень надеемся, что он на них согласится. Посольство будет большое, в него войдут представители духовенства, боярства, купечества, а ты в нем будешь представлять наше поместное рядовое, небогатое дворянство. Говорить будут наши полномочные послы, твое дело слушать да кланяться, но если вдруг тебя о чем спросят, уверен — ответишь достойно. Ну, как, согласен?
— Благодарю за милость, — поклонился Картымазов, — Ты знаешь, я всегда служил тебе верно, и здесь не подведу.
Оставшись один, князь Борис помолился и сел писать подробный ежедневный отчет о происшедших событиях Иосифу в Волоколамск, как и обещал.
Иосиф, находясь вдали и в затворничестве, держал руку на пульсе всех важнейших событий в княжестве.
— Нет, странные все же люди, эти князья, — сказал Макар, когда они вышли из шатра. — Выходит, если бы мы сейчас не появились перед глазами князя Бориса, он бы о нас даже не вспомнил, отправляя эти посольства, и сидели бы мы здесь по-прежнему до скончания века?
Картымазов вздохнул и переменил тему.
— Ладно, значит, придется завтра расставаться. Жалко, я тебя полюбил.
— Я тебя тоже.
— Береги там княгиню!
— Непременно! А ты как увидишь великого князя, передай ему, все что мы думаем об этой их ссоре.
