— А потом...
— А потом он разбился в аварии, автомобиль. — Я пожимаю плечами. — Ну и вот.
— Что?
— Жена погибла на месте. Этот кто-то, чей автомобиль, он выбирается из разбитой машины. Тушит огонь. Снимает колеса. Снимает шины. Делает из них качели.
Теперь мы со Звездочкой смеемся. Мы потому что живем в смешном мире, где много всяких вещей, которые становятся тем, чем становятся, совершенно не так, как можно было бы подумать вначале. И это смешно и забавно. Она об этом и говорит, Звездочка. Мы бы сейчас не сидели на этих качелях и не говорили бы о том, что нам совсем не нужны таблетки, если бы мы раньше не ели таблетки. Мы сидим здесь как раз потому, что раньше мы ели таблетки. Все очень просто. У нас были таблетки и поэтому мы их ели. Раньше мы ели таблетки, и поэтому не едим их теперь. Теперь мы их не едим и поэтому пришли сюда, в парк. На детскую площадку.
В нашем мире, где все постоянно меняется, есть одна вещь, которая не меняется никогда. Вот все идет так, а потом вдруг — по-другому, что-то случается, и поэтому случается что-то еще. Так происходит всегда. Если что-то случается, это случается лишь потому, что до этого случилось еще много всего. А если бы все было иначе, тогда ничего бы вообще не случалось. Нельзя перестать есть таблетки, если раньше ты их не ел. Ты перестаешь есть таблетки именно потому, что ты ел их раньше.
Я говорю:
— Если бы мы раньше не ели таблетки, мы бы теперь не смогли перестать.
— Да. — Звездочка говорит: — Все правильно.
— А если бы... — говорю. — Если бы...
Мы со Звездочкой качаемся на качелях, которые раньше были шинами.
Звездочка говорит:
— Они забавные, эти качели.
— Да.
— Когда мы с тобой станем старше, мы можем пожениться.
— Если захочется.
— Нет, я имею в виду, что мы можем. — Звездочка говорит: — Мы ведь можем, да?
— Можем.
— В смысле, что нам никто не помешает. — Звездочка говорит: — Я вот о чем говорю. Что нам никто не помешает.
— Да.
Звездочка говорит:
— Я всегда думала, что есть люди, которые могут жениться, и есть — которые не могут. Потому что им не разрешают. И что мы с тобой — те, которым не разрешают. Потому что разрешают только особенным. А мы не особенные, мы такие... ну, вообще никакие.
Я киваю. Я старше нее и умнее.
— Все так и устроено, — говорю. — Есть люди, которые относятся к высшему обществу. Они богатые, и роскошные, и вообще ничего не делают. Как Прим. Эти люди как раз такие, которых ты называешь особенными. И есть люди, которые относятся к рабочему классу. Это которые работают. Твоя мама — как раз из таких. Которые, как ты называешь, вообще никакие. Которым вообще ничего нельзя. А потом есть еще люди, которые не относятся ни к тем, ни к другим. Ни к высшему обществу, ни к рабочему классу. Которые в самом низу, как бы сами по себе.
— Как мы с тобой, — говорит Звездочка.
— Да.
— И это здорово, правда? — Звездочка говорит: — Ну, когда ты вообще ни к кому не относишься. Значит, нам повезло. Я всегда буду такой.
Она глупая, Звездочка.
— Звездочка, — говорю. — Это очень паршиво, когда ты такой. Это неправильно. Я не хочу быть таким. Потому что меня достало. И я больше не буду таким никогда. Я поэтому и прекратил есть таблетки. Я не хочу, чтобы все было погано. Я хочу, чтобы все было хорошо. А если ты... — говорю я Звездочке, — если ты хочешь всегда оставаться такой, так ты и останешься. Навсегда. И вся твоя жизнь превратится в огромную кучу дерьма. И тебе вообще ничего не разрешат, вообще ничего. Так что ты очень серьезно подумай. И выбери, что тебе нужно.
Звездочка сидит грустная-грустная. Смотрит на песок под качелями. Потом поднимает глаза и говорит:
— Я тоже не буду такой.
— А если мы больше не будем такими, если мы сделаем правильный выбор, и больше не будем есть никаких таблеток, и устроимся на работу, и купим дом, тогда мы сможем пожениться.
Звездочка улыбается и говорит:
— Я хочу маленького.
— Будет маленький, — говорю. — Если ты хочешь, то будет.
— Я хочу девочку. — Звездочка говорит: — Мы назовем ее Челси.
— А если вдруг будет мальчик, тогда назовем его Флинн.
— Мы накупим ей всяких красивых платьиц. — Звездочка говорит: — Будем ее наряжать, как куклу. Купим ей, оранжевую шапочку. И синие вязаные носочки.
— Как скажешь.
— Когда я была маленькой, у меня не было кукол.
— Ну, теперь будет. Только это будет не кукла. А настоящий ребенок. Живой.
— Он будет шалить и проказничать. — Звездочка вся разволновалась. Она говорит: — И можно будет придумать чего-нибудь интересное, и делать с ним всякие штуки. Например, взять его в супермаркет. — Звездочка слезает с качелей и бежит по площадке. Солнце уже восходит, и мне видно, как она бежит, хотя она убегает туда, где ее вовсе не видно. — Да, Ствол. Он будет шалить и проказничать, наш ребенок. А мы будем его баловать. Я его буду любить сильно-сильно. Я стану взрослой. Совсем-совсем взрослой. И у меня будет ребенок. Самый лучший ребенок на свете. — Звездочка бегает по детской площадке, залитой оранжевым светом. Это особенный утренний свет, самый ранний, когда небо еще оранжевое. Но оно скоро не будет оранжевым. Оно будет синим.
— Подожди, — говорю. — Я тоже хочу с тобой бегать. — Я не так возбужден, как она. Потому что я старше. А Звездочка — она еще маленькая. Просто мне хочется ее догнать. Звездочка убегает. По трапе. По песку на площадке. Я догоняю ее, обнимаю. Прижимаю к себе крепко-крепко. И она обнимает меня. Потому что у нас любовь.
— Звездочка, — говорю. — Я люблю тебя. Так люблю.
— Я тебя тоже люблю.
Я прижимаю ее к себе. Она — моя девушка. А я — ее парень. Не мужчина, а зверь. Она раньше так говорила. Но больше не говорит.
— Хочу полазить по лесенке. — Звездочка говорит: — Полезешь со мной?
— Да, — говорю. — Обязательно.
Звездочка забирается на лесенку, на самый верх. Лесенка сделана в виде парового катка, она вся синяя, а руль — оранжевый. Звездочка забирается на самый верх. Ну, как будто на крышу. Я забираюсь туда же, к ней. Мы сидим наверху, мы со Звездочкой.
Я говорю ей:
— Звездочка. Я тут вспомнил... когда мы были совсем- совсем маленькими, мы часто ходили играть на площадку и забирались на лесенку. На самый верх. И ты всегда плакала и говорила, что не хочешь слезать.
Звездочка улыбается и говорит:
— Да, мы любили залезать на лесенку.
— Ты забиралась на самый верх, а потом всегда плакала.
