— С Никанором?
— Ага, — я всхлипнула. — Мало того что он сейчас труп, так он еще и сгоревший, знаешь как страшно было!
— Бедная ты моя! — он порывисто обнял меня и я радостно уткнулась ему в грудь. — Тебе надо завязывать с этой работой.
А я жмурилась от удовольствия, до того мне было хорошо — любимый меня обнимает. Любимому я не безразлична.
— Тебе здесь нельзя находиться, — решительно произнес он, отстраняя меня, — поехали ко мне.
Я кивнула, и мы пошли вниз. Я не сопротивлялась. Хочет меня вести в свой дом — да ради Бога. Хоть на Чукотку — только бы с ним. Ворон обращался со мной как с тяжелобольной. Или как с драгоценной вазой эпохи Минь — кому как больше нравится. Бережно поддерживая, он довел меня до машины, усадил.
Секьюрити в его доме слегка недоуменно покосились на меня, явно не узнавая. Я слегка улыбнулась, наслаждаясь присутствием рядом любимого. В лифте я не выдержала, приподнялась на цыпочки и поцеловала его. На миг я ощутила, как он откликнулся, его губы впились в меня, и я радостно потянулась навстречу. Но в следующий миг он меня оттолкнул.
— Не делай так больше. Никогда, ладно? — сухо попросил он меня.
Я потерянно кивнула. Я бы поняла, если бы он был импотентом, но когда мы целовались — увы, всего два раза — его руки прижимали меня к себе настолько сильно, что я бедрами ощущала — не импотент. Ничего не изменилось. Он так и хранит верность этой своей половиночке.
Двери лифта разъехались и мы молча вышли.
— У тебя водка есть? — решительно спросила я. К черту его с его верностью, но я его сейчас соблазню. Напьюсь и соблазню! Будет хоть что вспомнить. К тому же у меня в сумочке есть виагра — глупый подарок-шутка Маруськи, озабоченной моим целомудрием. Против этого не устоит.
— Есть, — он отпер дверь и пропустил меня вперед. — Ты же вроде не пьешь?
— А я колдовать не собираюсь, — мрачно ответила я.
— Правильно, вчера наколдовалась, — кивнул он. — Сейчас снимем твой стресс.
— Хочу коктейль с мартини, не хочу водку, я передумала, — сказала я. — Есть мартини роза, лимон и сок синего винограда?
Конечно, — кивнул он и достал требуемое.
Я махом выпила первый коктейль тут же смешала следующий. Соблазнять парня — на это я в трезвом состоянии была неспособна. А соблазнить требовалось.
Пили мы с ним часа два.
— Маш, а мы ведь с тобой никогда так не сидели раньше, — протянул Ворон.
— А не приглашал потому что, — хихикнула я, споласкивая бокалы и кидая на дно его бокала кусочек виагры. Стоя к нему спиной, я хорошенько растерла ее в порошок и смешала коктейли. Скоро надо будет соблазнять — эта таблетка уже заканчивалась.
— Черт, с тобой так легко, как будто сто лет друг друга знаем! — расчувствовался Ворон.
— Вот и замечательно, — снова хихикнула я. — Тогда на брудершафт.
Ворон, бедный, ничего и не понял, а я уже махом выпила свой коктейль и целовала его. Медленно, томительно. Я была абсолютно трезва. И мне очень хотелось плакать. Оттого что приходится вот так, обманом, срывать его поцелуи. И если он и сейчас меня оттолкнет, я просто не переживу. Он не оттолкнул. Он не отрывая губ от меня мягко пересадил меня к себе на колени и крепко — крепко обнял. Теперь уже не я, он меня целовал, исступленно и жарко.
— Любимая, любимая… — шептал он, с щемящей нежностью целуя мою кожу. — Линочка моя….
Я вздрогнула, как от удара.
Не меня он целует, не меня.
Краем глаза я посмотрела на три здоровых бутылки из — под мартини, которые он в одиночку и выпил, вздохнула и решила — ну и к черту. Даже лучше, что я его упоила до такого состояния, зато он будет со мной нежен. И достала из холодильника водку.
Потом, ночью, лежа в спальне без сна я приподнялась на локте и долго смотрела на него в лунном свете. Он был так красив. Так я смотрела на него всю ночь, любуясь его точеными чертами и иногда нежно его целуя. Слушала его ровное дыхание, прижавшись щекой к груди. Все что было до него хотелось вычеркнуть. Всех парней, что были у меня до него — я так об этом жалела. А еще я страстно хотела, чтобы он был последним. Хотелось быть ему верной, пока смерть не разлучит нас.
Под утро он внезапно открыл глаза от моего поцелуя и непонимающе с минуту смотрел на меня.
— Что бы тут делаешь? — наконец жестко спросил он.
— Догадайся, — хмыкнула я. — Трамвая жду.
И потянулась обнаженным телом.
— Ты меня… соблазнила? — неверяще спросил он.
— Ага, — кивнула я. — я коварная куртизанка, а ты прям теленочек малый, которого обидели, насильно запихав ему в рот свежей травки.
Мне не понравился его взгляд. Значит как секс делать — так с радостью…
Он помолчал с минуту, уставившись потолок, после чего встал, достал из джинс сотку, бросил ее на стол и велел:
— Закажи себе такси.
И пошел из комнаты, так и не взглянув на меня.
— Постойте! — возмутилась я.
Он не обернулся.
Кипя от злости, я оделась, зашла в ванную, умылась, расчесалась и пошла искать его.
Он сидел на кухне, в одних джинсах и меланхолично пил кофе. В левой руке дымилась сигарета.
«Черт возьми! Надо ему сказать чтобы он всегда ходил в одних джинсах!» — подумалось мне. Он был до ужаса сексуален в этом виде. Или у меня все еще гормоны в крови бродят?
Я взяла чашку, налила кофе и села около него.
— Еще тут? — равнодушно посмотрел он на меня.
— Ага, — согласилась я. — Слушай, ну чего ты так остро это воспринимаешь?
Он молча пил кофе и курил сигарету.
— Или после красавицы Насти я вовсе не котируюсь?
Сказала и поморщилась. Хотела произнести это легким, слегка циничным тоном, а получилось — жалко. Как скулеж собачонки, которую пнул любимый хозяин.
— Настя — это так, просто секс, — пожал он плечами.
— Ты все же спал с ней, — вырвалось у меня. Почему — то мне до последнего не хотелось в это верить. То что ей так легко досталось то, что я вырвала обманом. Я не ревновала — я завидовала.
— Разумеется, — усмехнулся он.
— Гад, — тоскливо сказала я.
— За базаром следи, девочка, — посоветовал он мне.
Мы помолчали.
«Господи, — думала я, — я устала так жить, устала ждать от него милостей — улыбки, доброго слова. Я хочу чтобы он меня любил… Я хочу чтобы у него больше никогда никого не было… Пусть все изменится, Господи… Пожалуйста…»
— Ты собирайся, мне по делам надо, — ворвался в мои мысли голос Димки.
Я пошарила в кармане, положила на стол брошенную им сотку и попросила:
