Туда, где ждёт тебя твой учитель-муж,
Отец наш и брат Великий Змей…
Это, раскачиваясь, пели фигуры в чёрных капюшонах, державшие в руках потрескивающие факелы. Они образовывали круг, центром которого была вертикальная плита. К плоской поверхности была прикована цепями нагая меднокожая женщина — бритоголовая, без единого волоска на всём теле. Её глаза были полны животного ужаса.
Наконец пение смолкло, и один из одетых в чёрное подошёл к плите. Он долго смотрел на женщину, затем склонился к ее ногам:
— О идущая на запад, ты будешь достойной невестой господину нашему Великому Змею. В день предания земле тебе устроят похоронную процессию. Искусные писцы будут исполнять погребальный танец муу возле входа в твою гробницу. Жрецы огласят список поминальных жертв для тебя, совершат заклание скота у жертвенников твоих. Колонны в твоей гробнице будут сделаны из белого известняка…
По обнажённому животу пробежала судорога, рот разорвался в отчаянном крике, но крик вышел беззвучным: кто ж позволит ей нарушать нелепыми звуками священнодействие Тёмных жрецов. Золотые цепи глубоко врезались в плоть… Всё напрасно.
Человек в чёрном медленно распрямился:
— Пусть ничто не тревожит тебя, госпожа. Ты будешь предана в руки искусных мастеров, и путь твой к мужу будет долог, как длинная извилистая дорога в темноте. Ты познаешь океан очистительных мук, чтобы предстать непорочной перед мужем своим, чтобы отдать Великому Змею душу, благоухающую страданием. Итак, во славу имени его, начнём…
С этими словами он нажал на выступ в полу, и каменная плита медленно опрокинулась навзничь. В руках жреца возник острый, как бритва, обсидиановый нож.
— Дозволь мне, госпожа, очистить ступни твои от земного праха…
— Иди на запад, иди на запад, иди на запад, — негромко затянул чёрный хор.
— Красивая самка. Хорошее песнопение. Очень поучительная церемония… — прошипел позади их круга виновник торжества, он же Великий Змей. — Пройдёт немного времени, Гернухор, и ты тоже научишься чувствовать это. Сладостные вибрации муки, дивный аромат страха, неповторимый вкус ужаса грядущей смерти… Как ни странно, это и есть истинное проявление жизни. Скоро ты тоже это поймёшь.
— Я буду стараться, мой господин, — с поклоном отозвался Гернухор. — Сердце моё открыто, разум чист, душа преисполнена ликования. Я жду знания и приказаний. Мне указывает путь моя кровь.
Они стояли в полутьме за спинами поющих и вполглаза наблюдали за церемонией, начавшейся в центре. Собеседник рептояра был высок и плечист, его голову медным шлемом венчали ярко-рыжие волосы, но этого вроде-бы-Зетха Великий Змей упорно называл Гернухором, и тот его почему-то не поправлял. Да и держал он себя так, как от былого «врага империи» не дождались бы и в камере пыток: уж слишком почтительно.
— Это, поверь мне, Гернухор, путь истины, — кивнул ему рептояр. Помолчал немного, словно вбирая нечто наплывавшее со стороны жертвенника, нечто более тонкое и неосязаемое, чем запах, и заговорил совсем о другом: — Расскажи мне, как все происходило. Не спеши, постарайся не упустить ни единой детали. Я хочу измерить всю его боль, услышать звуки агонии, последний предсмертный хрип. Порадуй наставника, ученик.
В шипящем голосе слышались предвкушение и сдерживаемый восторг. Казалось, рептояр внутренне облизывался.
— Я выткал свою удачу и застал его в спальне с женой, — начал лже-Зетх. — Я ударил парализатором сразу обоих, и этот ничтожный только моргал, пока я унижал надменную Небетхет как только хотел.
И вот уже собственный голос казался ему густым елеем, втекавшим прямо в мозг собеседника. Гернухор пока ещё не умел источать его так легко и естественно, как получалось у Великого Змея, но он научится, он непременно научится. Он чувствовал, что наставник выхватывал упоительные картины непосредственно из его памяти, обходясь без помощи слов. Зря ли так ярко засветились в полутьме пурпурные глаза, а бездонные зрачки пульсировали, пульсировали…
— А потом я вытащил вибронож, — продолжал Гернухор, поглаживая длинные ножны на правом бедре, — и разделал его, как барана на бойне. Когда мне наскучило, я поставил лучемёт на боевой режим и оставил от презренного только жирную копоть на потолке. Омыл руки, взял его «Джед» и пошёл наводить новый порядок. Увы, в это время… прости, учитель, Зетхова жена в это время очнулась и успела сбежать. Я сделал ошибку.
— Больше такое никогда не должно повториться, — с нарочитой строгостью прошипел репт, однако чувствовалось, что он был доволен. — Ты хорошо начал сегодняшний день, Гернухор, но до вечера ещё далеко. Эту землю оскверняет второй брат, старший, и он-то портит нам Игру. Сегодня после заката гребная лодка повезёт его в гости к Асо из нашего круга. Он будет на пристани Ахмима около полуночи. Ты сможешь подарить ему участь брата младшего, Гернухор?
В нечеловеческом голосе слышался не вопрос, а приказ.
— О да, учитель, — кивнул Гернухор. — С наслаждением.
Представил, что опять кромсает живое, и даже задрожал. Сладостно, истомно и нетерпеливо. Когда-нибудь и он будет стоять с обсидиановым ножом у каменной плиты. Скорей бы.
На орбите. «Сухой остаток»
Почему начальство появляется всегда так не вовремя?.. Стоило Чинаппе открыть крышку контейнера и зачерпнуть лопаточкой клейкую коричневую массу, как палубы прорезала сфера лифта и на обзорном посту возник Командир.
— Ага, сгущёнка! — Угольные глаза талеирца фасетчато блеснули при виде контейнера, он подошёл поближе и вгляделся с плохо скрываемым интересом. — Но почему такая консистенция, такой цвет? Дай-ка попробую органолептически… — Командир сунул длинный палец в контейнер, размазал по ладони, послюнил, слизнул языком. — Так… те же коагулированные белки, только прошедшие вторичную термическую обработку. Очень интересный вкус…
— Вы совершенно правы, Командир, — с уважением взглянула на него полусотник. — Я действительно разведала новый продукт, называется «Сгущёнка вареная».
— Хорошая штука… — Он нехотя вернул контейнер, дочиста облизал ладонь и взглядом указал на экран сканера. — Ну а там как? Есть что-нибудь новенькое, помимо сгущёнки?
На экране висела заставка, изображающая играющего котёнка-муркота. Лапы, уши, ещё не обросший длинный хвост… умиление и восторг.
— Да нет, всё то же, без изменений. — Чинаппа поставила сгущёнку и прогнала с экрана котёнка.
Земляне продолжали с энтузиазмом гадить в собственном доме, разрушать его на дрова, хоронить под полом отраву и оспаривать друг у дружки право на небесную синеву…
— Что это было? — Командир, смотревший на экран с выражением горькой брезгливости, неожиданно указал пальцем. — Верни предыдущий сюжет.
Группа людей в герметичных костюмах биозащиты стояла у огромного прозрачного бокса, в котором были заключены их нагие собратья. Те, что внутри, в муках и судорогах испускали последний вздох. Их выворачивало наизнанку, а беззвучно разверстые рты свидетельствовали о неимоверных страданиях. Люди снаружи внимательно наблюдали, обменивались впечатлениями и фиксировали все детали на видеоносители. В каждом их движении чувствовались расчёт, трудолюбие и профессионализм.