Нет, Музыкальный отнюдь не был параноиком — просто он слишком хорошо представлял, какие силы и механизмы придут в движение, когда вышестоящее начальство хотя бы поверхностно ознакомится с его пока еще не написанным рапортом. А Зельц и так уже достаточно испытал на своем веку, чтобы втягивать его в эти шпионские игры… То же самое относилось и к Обире, отвезенной ночью Юрием Сергеевичем на квартиру к одному своему старому и надежному знакомому, о существовании которого до последнего времени никто не знал (теперь знал еще и майор) — собственно, именно поэтому он так долго и добирался домой. Спецназовцы с пониманием отнеслись к предложению генерала "забыть" о том, что Хранительница покинула Спящий Город вместе с ними, и исключить сей факт из своих рапортов — превращать невесту своего командира в объект научного исследования, по их мнению, было подло.
Конечно, все это было должностным преступлением и грубым нарушением внутреннего устава, но… Достаточно искушенный в подобных делах Юрий Сергеевич прекрасно знал, что через месяц-полтора поднятый его рапортом переполох уляжется, Городом займутся серьезные ученые из десятков секретных лабораторий, и о непосредственных участниках событий скорее всего все благополучно позабудут — новая доктрина ГРУ отнюдь не предполагала обязательного физического устранения носителей информации, тем более из своих рядов, вполне довольствуясь подпиской о неразглашении без срока давности[77]…
Тяжело вздохнув (писать рапорты и докладные он за все годы безупречной службы так и не полюбил), генерал положил на стол пачку бумаги, вытащил из настольного прибора любимую перьевую ручку и посидел несколько секунд, собираясь с мыслями и, еще раз вздохнув, начал писать…
* * *
Сказать, что следующие несколько недель были наполнены событиями, — значит, не сказать ничего. "Аквариум" содрогнулся буквально до самого основания — в последний раз подобное было, если Юрию Сергеевичу не изменяла память, только во время Карибского кризиса. Десятистраничный рапорт Музыкального, почти не задержавшись в кабинете начальника разведуправления, лег на стол непосредственно Президенту Российской Федерации. А еще через два часа отдел "С" перестал существовать, будучи официально расформированным "с целью реорганизации для дальнейшего сотрудничества с контртеррористическими подразделениями других силовых структур в условиях повышения активности международных террористических формирований на Среднем и Ближнем Востоке и в Кавказском регионе".
На самом деле никакой реорганизации конечно же не было. А вся эта "хитро закрученная" формулировка означала только одно: изложенные Музыкальным сведения оказались настолько важны для интересов страны, что ради сохранения режима секретности решено было упразднить весь отдел, сотрудники которого так или иначе были причастны к этой государственной тайне… Сам Юрий Сергеевич в тот же день был вызван к Президенту Российской Федерации, однако о чем шла речь во время их трехчасовой (!) беседы, доподлинно не известно. Впрочем, вернулся он вполне довольным — глава страны (с которым он был поверхностно знаком еще со времен службы в Германии) развеял все сомнения относительно дальнейшей безопасности его людей ("О чем вы, Юрий Сергеевич?! Если все это правда, технологии этого… э… Города слишком… серьезны для одной только нашей страны. Нам в любом случае придется… э… поделиться знаниями… не всеми конечно же и… гм… не со всеми. Тем более ваши люди, как я понимаю, знают не только об этой… командировке и прекрасно умеют хранить тайну".) и даже сразу же подписал наградные листы: впервые в истории всем участникам операции присваивалось звание "Герой России" и… персональная военная пенсия "за особые заслуги перед государством"…
* * *
Читателей часто интересует, как складывались в дальнейшем судьбы героев книги. Постараюсь, по возможности кратко, утолить этот интерес…
Юрий Сергеевич вышел наконец на пенсию и занялся, как он сам выразился, "воспитанием внуков и разведением цветочков на балконе".
Майор Московенко женился на ставшей гражданкой России Обире (об этом позаботился Юрий Сергеевич, оформивший ей "по своим каналам" новый, якобы взамен утерянного, паспорт), спустя год у них родился первенец — девочка, названная Никой. Несмотря на статус персонального военного пенсионера, он — единственный из всей группы — продолжал работать в ГРУ в качестве внештатного сотрудника, начитывая молодым курсантам подготовленные совместно с Музыкальным лекции по истории мировых войн и тактике действий диверсионного спецназа в тылу врага.
Старший прапорщик Санжев и оба его бывших командира остались в Москве. И, поскольку материальное положение благодаря Обириным алмазам это позволяло, реализовал свою давнишнюю мечту о джазовой музыке, всерьез занявшись игрой на саксофоне. Говорят, он даже снискал определенную известность в соответствующих музыкальных кругах и несколько раз выступал на ежегодном джаз-фестивале вместе с Ларисой Долиной.
Старший лейтенант Окунев покинул Россию и обосновался в столице не залежной Украины. Вообще-то он собирался уехать в Одессу, где, как он помнил по службе в Одесском военном округе, "самые красивые девочки", однако, как оказалось, в Киеве они "тоже ничего". Одним словом, до Черного моря Окунь не доплыл, сменив одесские акации на киевские каштаны, а пенный морской прибой — на седые днепровские волны… Сейчас у него небольшой собственный бизнес, связанный с оптовыми поставками медицинских препаратов, и жена по имени, естественно, Оксана.
Бывший снайпер-дальнобойщик Мелов также уехал на Украину, в город Харьков, где и живет в настоящее время. Не имея, по его словам, "склонности к бизнесу и семейной жизни", он до сих пор не женат и работает где-то в системе железной дороги не то старшим проводником, не то главным инженером одной из служб.
О судьбе остальных оставшихся в живых спецназовцев — второго снайпера отряда Егорова, подрывника Легкопалова и бойца штурмовой группы Башки (его настоящую фамилию — Кранников — генерал узнал только после возвращения) — автору ничего не известно. По некоторым сведениям, все они остались в России и нашли свое место в нашем непростом мире, избежав при этом, как говорится, "и нищенской сумы, и кандальной тюрьмы"…
* * *
— За павших товарищей… — эхом повторил вслед за генералом Зельц, поднимаясь со стула.
Мгновение всем казалось, что сейчас он привычно одернет китель, но… на бывшем капитане был однотонный свитер, а вовсе не пустынная униформа Африканского экспедиционного корпуса… Выпили молча, не чокаясь. Первая неловкость, вызванная разницей в возрасте (Московенко поначалу никак" не мог привыкнуть, что за неполные два месяца его ровесник вдруг превратился в убеленного сединами старика, более умудренного жизнью, чем даже сам Юрий Сергеевич), постепенно исчезла, растворилась в содержимом привезенной Зельцем литровой бутылки "смирновки" ("Помните, господин генерал, вы говорили, что с меня бутылка?"). Сидели вчетвером в квартире Музыкального (его жена очень кстати уехала с внуками "готовить к зиме" загородную дачу), вспоминали тех, кто был с ними в Городе и на станции, делились впечатлениями и спорили о сущности Времени — Зельц, как оказалось, не только досконально изучил русский и сейчас поражал друзей сложными литературными оборотами, но и всерьез поднаторел в научных вопросах, споря с Обирой почти на равных. Ознакомление со всемирно известными достопримечательностями российской столицы было решено отложить на потом, посвятив день дружескому застолью. Которое, надо сказать, удалось на славу, получившись типично "нашенским", в стиле эдак семидесятых годов, со всеми соответствующими моменту атрибутами — холодной, прямо из морозилки, водочкой, нависшим под высоким потолком сигаретным дымом (курить Зельц так и не бросил) и конечно же принесенной майором гитарой, коей он владел, как оказалось, ничуть не хуже, чем автоматом.
