Европа исчезла, и к Эрин вернулось осознание ее родного мира. Она была почти что дома.
— Теперь тебе понятно, почему мы не позволим землянам святотатственно проникнуть под нашу ледовую мантию? А после того как и ваша планета будет помещена под такую же, любой из ваших видов, которому посчастливится приспособиться к новым условиям и выжить, наверняка будет нам благодарен.
— Мы, люди, — крайне неблагодарные ублюдки.
— Не важно. У нас хватит великодушия, чтобы простить вам скверные манеры.
У самого порога Эрин остановилась.
— Если я верну тебе контроль, ты пообещаешь не убегать?
Эрин вздохнула.
— Ну хорошо. Да и куда бежать? Разве что в полицейский участок: мол, мои волосы хотят, чтобы их представили правительству США.
— Мне нет никакого дела до ваших Старших. Мне они совершенно безразличны.
Эрин усмехнулась.
— Ты здесь не более часа, а уже заговорил голосом нашего радио.
— Мы многое узнали из вашего неразумного расточительного радиовещания.
Входная дверь распахнулась, и в дверном проеме возникла фигура матери Эрин.
Ростом Энн Меркин была немного выше своей мятежной дочери, на круглом, как и у Эрин, лице, по которому, правда, уже пролегла сеть морщинок, читалось такое же упрямство. Волосы, подернутые сединой, были собраны в пучок на манер наполовину очищенного банана. Интересно, пошевелились ли ее непокорные пряди, выражая сочувствие новой прическе дочери? Или то была всего лишь игра теней?
Энн была одета в халат и тапочки. На лице выражение, типичное для всех родителей: тревога, гнев и изумление одновременно.
— Что ты делала на улице в такой поздний час, юная леди? И почему… Боже мой, что ты сотворила со своими волосами?
— Мам, может, не будем обсуждать это перед дверью?
Схватив дочь за плечо, Энн Меркин втащила ее в дом.
— Посмотри, на кого ты похожа! Настоящая дикарка! Твой отец, должно быть, перевернулся сейчас в гробу! И это в ответ на нашу заботу! Но ты ведь ничего не ценишь! В жизни не видела более неблагодарного ребенка! Нет, это последняя капля, чаша моего терпения переполнена! Я прямо сейчас звоню тете Глэдис!
— Что это за тетя Глэдис? — спросил Гусеница.
— Сестра моей матери, настоящая стерва! Живет в деревне. Меня наверняка там неделю продержат взаперти. Но сначала попытаются обрить мне голову.
Слой инопланетной кожи на голове Эрин съежился от отвращения.
— Быть такого не может!
Энн Меркин уже набирала телефонный номер.
— Прекратите ваши бредни, юная леди!
Длинный завиток новой прически Эрин выскочил подобно пружине и обвился вокруг шеи женщины.
— Ой!
— Не задуши ее, Гусеница! Так и убить недолго!
Подобно карточному домику Энн Меркин без чувства повалилась на застеленный линолеумом пол. Гусеница же ответила Эрин:
— Я причиню ей небольшое неудобство лишь на короткое время — мне нужно взять под контроль ее сонные центры. Теперь эти цепи замкнуты в контур обратной связи, и она не будет ничего понимать до тех пор, пока я не разбужу ее.
Висящая телефонная трубка издавала раздраженные гудки отбоя, и Эрин рассеянно положила ее на место. Затем подошла к матери и повернула ей конечности так, чтобы той было удобнее лежать. А чтобы лучше спалось, принесла из гостиной подушку и вязаный шерстяной платок.
Гусеница не мешал ей, а после того как Эрин закончила, сообщил:
— Отлично. Теперь мы должны приступить к работе.
7. Прыгая в чей-то поезд
На часах давно была полночь. В доме и вокруг него стояла гулкая тишина. Все и вся — включая и Энн Меркин — спало безмятежным сном, не ведая о грядущей судьбе планеты, рождавшейся под пальцами Эрин.
Судя по всему, пальцы девушки обрели недюжинную сноровку и свой собственный разум. Как ни странно, она взялась делать то же самое, что мальчишки, любители всяких машин и механизмов, делают с автомобилями. При помощи нескольких инструментов — кухонного ножа, пинцета, игровой приставки и портативного фена — руки Эрин принялись собирать какой-то странный механизм.
Сначала она наблюдала за тем, как хорошо знакомые ей пальцы с обгрызенными ногтями, покрытыми лаком «Черное гетто», разбирают телевизор, радио, видеомагнитофон, микроволновку и электрочайник, которые прямо на глазах превратились в кучу бесполезного хлама, наваленного на полу гостиной. Затем Эрин изумилась тому, как Гусеница, ловко орудуя ее собственными конечностями, принялся собирать эти компоненты в соответствии с какими-то только ей ведомыми инопланетными правилами. Эрин и представить себе не могла, что носик электрочайника способен испускать микроволны, однако, видимо, именно таким образом собрался использовать его Гусеница.
После первого часа трудоемкой работы Эрин почувствовала, что ей становится скучно и неудобно сидеть в одной позе.
— Эй, Гусеница! Можно мне сесть иначе? Такое ощущение, будто у меня ноги начинают отваливаться!
— Извини. Позволь мне изменить форму твоих скверно отрегулированных циркуляционных каналов и избавить тебя от дискомфорта.
Не меняя позу ни на дюйм, Эрин почувствовала, что больше не испытывает никакого неудобства.
— О черт, спасибо! — Подобное внимание к ее конфискованному телу заставило Эрин задать новый вопрос: — А как же вам удается выжить в нашей атмосфере? Почему ты не дергаешься, как рыба, вытащенная из воды?
— Моя раса анаэробна. Для нашего метаболизма кислород не нужен, хотя мы можем существовать и в кислородном, и других режимах. Следует признаться, однако, что меня сильно угнетает сухость вашей атмосферы.
— Намочить тебе голову?
— Может, немного позже. Нам нужно доделать работу.
В тягостных трудах прошло еще полчаса. Эрин поймала себя на том, что у нее возник еще один вопрос.
— На вашей Европе есть такая вот техника? В ваших фильмах я ничего подобного не видела.
— Нет, мы не технологическая цивилизация. Мы занимаемся непосредственным ментальным контролем над силами вселенной. Понимаешь, космические возмущения в континууме пространства-времени, создаваемые танцем электромагнитной гравитационной плазмы в самом Юпитере и его спутниках, дают нам непосредственный доступ к определенным разновидностям энергии. Мы естественным образом научились манипулировать силами, о которых вы, низшие виды, даже не имеете представления. Однако на вашей холодной планете мне приходится прибегать к более грубым методам, извлекая энергию из глубин твоей памяти.
— Что за околесицу ты несешь? Я ни хрена не понимаю в этих электронных штучках.
— Тебе так кажется.
