Приятно, думал Гольцов, поднимаясь по лестнице на второй этаж, когда партнеров объединяет нечто большее, чем место работы. Что послужило толчком к деловому союзу Певчего с Дроздом? Давняя дружба, общность взглядов или, возможно, фамилии? Но тот, кто однажды услышал в телефонной трубке милый голосок секретарши: «Адвокатская приемная Певчего — Дрозда слушает», — вовек не забудет произведенного эффекта. Респектабельные адвокаты работают на эффект. Разве что выйдет казус, как в истории с лошадиной фамилией, и клиент потратит жизнь, перебирая в памяти всевозможные «птичьи» фамилии, чтобы отыскать адвокатскую контору Курского — Соловья или Пернатого — Чижа…
Защиту Кричевской осуществлял Дрозд, задействовав пятнадцать человек личного состава бюро. Но на суде выступал один Александр Яковлевич.
Пробиться на аудиенцию к знаменитости оказалось почти невозможно. Выручил Яцек, обладавший самыми неожиданными связями. Он попросил супругу одного из своих VIP-клиентов, та позвонила своей знакомой, знакомая — своему мужу… Так выстроилась довольно длинная цепочка, в начале которой стоял никому не известный майор Гольцов, в самом конце — человек, чье лицо в последние пять лет не сходило с экранов почти всех выпусков политических новостей. Отказать в просьбе этому лицу Дрозд не мог. Читая подсунутый помощником текст, лицо промямлило в телефонную трубку:
— Александр Яклич?
Называл фамилию майора, известное лицо ошиблось и сказало:
— Майор Кольцов. От меня. Прими его.
Так Гольцов побывал в шкуре поручика Киже.
— Чем могу быть полезен?
— Слава богу, мне — ничем, — ответил посетитель в штатском и постучал по столешнице кабинетного гарнитура карельской березы.
Адвокат удивленно поднял седые брови.
— Кажется, это я могу быть полезен вам. Точнее, не вам. Другому человеку, который связан с вами.
Адвокат еще сильнее удивился:
— Любопытно.
— Крайне. У меня есть информация для Любови Кричевской. Очень важная. Я не знаю, как ей передать. Поэтому обратился к вам. Следователь, который вел ее дело, Мочалов Олег, узнал, что защита пользовалась неверной информацией. Открылись новые факты по делу: информация о прошлом водителя и об автокатастрофе, в которую он попал раньше. На днях будет официально объявлено о повторном возбуждении дела против Кричевской. Ей понадобится ваша помощь.
— Вы кто? — перебил адвокат.
— Офицер Интерпола. Бывший, — поправился молодой человек. — Любовь меня знает. Мне кажется, вы тоже обо мне слышали. От нее…
Дрозд действительно был адвокатом высшей пробы. Он умел держать совершенно непробиваемую паузу. Гольцов так и не понял по его лицу: знал адвокат о Малышеве или впервые услышал?
— Мне вас представили как майора Кольцова.
Георгий улыбнулся про себя: хоть горшком назови, только в печку не ставь.
— Это другой человек, — уклончиво объяснил он. — Передайте Любе слова: «Без жертвы нет удачи». Она поймет, кто я. Это я оставляю вам. — Он положил на стол папку с документами.
— Всего хорошего.
Молодой человек в штатском поднялся и пружинистой, легкой походкой направился к двери.
Когда он ушел, адвокат двумя пальцами приподнял пластиковую обложку папки и увидел ксерокопии документов. Это было досье Леже.
Рабочий день в Интерполе начинался с девяти утра. Генерал-майор Полонский всегда приезжал на час раньше, чтобы в тишине поработать с документами, поступившими за истекшие сутки из Лионской штаб-квартиры Интерпола. Зиночка обычно приходила минут за десять до появления шефа. В то утро она едва успела провести расческой по волосам, как дверь приемной отворилась, и Зиночка торопливо перешла на свое рабочее место, впопыхах пряча расческу.
— Доброе утро, Владимир Сергеевич.
Судя по виду генерала, это утро для него не было добрым. Казалось, он провел бессонную ночь. Лицо Полонского потемнело, под глазами набрякли мешки. Поздоровавшись с секретаршей, он предупредил:
— Вызовешь ко мне Гольцова, как только появится.
У Зиночки сжалось сердце.
В половине одиннадцатого Полонский снова напомнил о своей просьбе.
— Он еще не приехал, — ответила Зиночка.
— Хорошо. Когда появится — сразу ко мне.
Георгий появился к двенадцати. Зиночка перехватила его в коридоре у лифта.
— Я не знаю, Гоша, что ты опять натворил, но шеф в жутком настроении. Если хочешь, я могу сказать, что ты ушел на стрельбы. Может, лучше явиться к нему после обеда?
У нее имелось ничем не оправданное убеждение, что после обеда начальство добреет.
— Нет, мне надо сейчас, — мягко отстранил ее Гольцов.
Генерал-майор разговаривал по телефону. Дождавшись, когда за дверью, обитой коричневым кожзаменителем, наступит тишина, Георгий заглянул в кабинет:
— Здравствуйте, Владимир Сергеевич. Вызывали?
Полонский хмуро взглянул на него:
— Входи. Садись.
Начало не предвещало ничего хорошего. Георгий вошел и сел. Молчание затягивалось. Гольцов ждал, что Полонский заговорит первым. Казалось, шеф не знает, с чего начать. Он встал из-за стола и прошелся по кабинету:
— Ну докладывай.
— О чем? — не понял Гольцов.
— А разве не о чем доложить?
Гольцов посмотрел в пол, на вытертый ногами, но еще вполне приличный азербайджанский ковер со сложным растительным узором.
— Вчера у вас был Малышев, так что, думаю, вы обо всем знаете.
— Не знаю! Понятия не имею, что ты вытворяешь! — рявкнул Полонский. — Совсем охренел? Ты на каком основании проводил обыск у Малышева? На каком основании конфисковал компьютер? Про какие счета плел? Чем ты вообще занимаешься в последнее время, я тебя спрашиваю!
Расхаживая по кабинету и ероша жесткую щетку стальных волос, с каждой гневной фразой Полонский все больше становился похожим на ежа.
Георгий едва сдержался от улыбки. Вот было бы некстати. Кашлянув, он осторожно заметил:
— Не совсем так, Владимир Сергеевич. Про обыск, и остальное.
— Неважно как. Почему меня не поставил в известность? Почему ковбойщиной занимаешься?
— Виноват, Владимир Сергеевич. Хотел сначала удостовериться… Иначе нечего было бы вам докладывать.
— Удостоверился?
— Так точно.
— Хорошо. Слушаю.
Полонский вернулся за стол. Кресло сердито скрипнуло под его грузным телом. Насупленные брови сошлись на переносице, на лбу залегла глубокая складка.
— Вы просили разобраться с Таганской прокуратурой. Я разобрался. Выяснилось, что Малышев незадолго до увольнения… точнее, за месяц… совершил служебное… серьезный проступок. Вот здесь все изложено в письменном виде.
