Генерал побагровел, а в маленьких глазках полыхнула ярость.
— Будь она моей дочерью, я научил бы ее повиноваться отцу.
— О, Абигайль достаточно послушная дочь, — мягко заметил Уильям. — Но я не склонен принуждать ее в подобных вещах. Это ее жизнь, и если ее сердце отдано другому, значит, так тому и быть.
— Она приняла предложение другого? — едва слышно прошипел Хейуорд.
— Собственно говоря, так и есть.
Уильям встал, когда гость вскочил со стула как чертик из табакерки.
— Вы убедили меня, что я единственный претендент на руку девушки! — возопил он, ткнув пальцем в хозяина.
Уильям усмехнулся.
— Совершенно верно, сэр. Но я с самого начала сказал, что все зависит от моей дочери. Ее ответ вам известен.
Теперь он тоже рассердился. По его мнению, генерал вел себя как последний сукин сын. Любой джентльмен, достойный своего титула, скрыл бы свое разочарование и молча удалился.
Хейуорд, красный как рак, пронзил Уильяма злобным взглядом, развернулся и вышел. Входная дверь захлопнулась с таким грохотом, что стены задрожали.
— Скатертью дорога, — пробормотал Уильям, гадая, что сказала бы Марианна, если бы наблюдала эту сцену. Хорошо, что при этом не было Абигайль.
Генерал ворвался в дом на Пикеринг-плейс и ринулся в библиотеку, где налил бокал бренди, разом его опрокинул, снова наполнил и, немного успокоившись, стал обдумывать свое положение. Женитьба на малышке Саттон была последним шансом уладить все, прежде чем ситуация выйдет из-под контроля. Бредфорд, не получив желаемого, все настойчивее угрожал представить закладные в суд. Хейуорд знал, что не сможет заплатить, даже если доходы от игорного дома будут расти.
Открыв ящик письменного стола, он вынул счетные книги, исписанные аккуратным почерком Серены. Сложение, вычитание, деление… итог был совершенно ясен. Каждая ночь приносила небольшой доход, но этого было недостаточно, чтобы заплатить даже часть долгов. Серена всегда считала, что нельзя получать чересчур большой доход: если банк все время будет выигрывать, игроки что-то заподозрят и, как бы ни было велико их пристрастие к фаро, просто не станут играть в том месте, где нет ни малейшего шанса выиграть. В Лондоне немало других игорных домов.
Ему нужен один удачный ход. Идеальный ход, который раз и навсегда изгонит все его беды. И этим ходом была женитьба на Абигайль Саттон. Вопрос в том, как этого достичь.
Он взял бокал и, подойдя к окну, стал смотреть на голые деревья.
Идея постепенно обретала форму. Нужно, конечно, немного отшлифовать план, но он сработает! Девчонка так глупа, что сама упадет в его руки как спелая слива!
Его размышления были прерваны громким стуком, который он сразу узнал. Серена никогда не стучит тихо.
— Что тебе?
— Я хотела сообщить, что сегодня меня не будет целый день. К вечеру вернусь.
— И куда ты идешь?
— Навестить друзей, — уклончиво ответила она. — Вы их не знаете. Но я вернусь задолго до открытия дома.
Ему хотелось накричать на нее, унизить, но это невозможно. Он и без того пересек Рубикон. Пока Серена делает в игорных салонах все, что ей скажут, он ничего не может требовать от нее. И сознание этого вместе с бессилием угнетало его. Ничего, время мести еще придет.
— Не опоздай, — ограничился он коротким наставлением.
Серена кивнула и поспешила закрыть дверь.
Отчим, оставшись один, взял листок бумаги и очинил перо. Неприятная ухмылка коснулась его толстых губ.
Взяв перо, он стал выводить слова.
Глава 18
Серена поспешила на улицу. На душе было легко и спокойна. Она была права, сказав Себастьяну, что с террором отчима покончено.
Она быстро дошла до угла и улыбнулась, увидев экипаж Блэкуотеров, стоявший в нескольких ярдах от нее. Дверь была открыта, и Себастьян ждал ее на тротуаре у подножки. Он выглядел настоящим женихом в камзоле темно-синего шелка, жилете из серебряной парчи и с жабо и манжетами из брюссельских кружев на шее и запястьях. Сверкающие волосы были схвачены на затылке серебряной заколкой. На туфлях поблескивали серебряные пряжки.
Он встретил ее зовущей улыбкой, усадил в экипаж и захлопнул дверь. Лошади тронули. Себастьян всмотрелся в ее лицо:
— Проблем не возникло?
— Никаких. Я говорила тебе, любовь моя, что вырвала у дракона зубы!
— Я не успокоюсь, пока ты не уйдешь из этой дьявольской дыры!
Серена пожала плечами.
— Как только Джонас сделает ход, я тоже сделаю свой. Так ты решил привести братьев и леди Блэкуотер?
— Они встретят нас у церкви. Перри приедет верхом, а Джаспер привезет Клариссу в коляске.
— Что они скажут?
Она старалась скрыть любопытство, забившись в темный угол, но на самом деле немного волновалась. Перегрин ее недолюбливает. С графом она не знакома, но полагала, что, знай он ее историю, наверняка не одобрил бы их союза. А ведь она не раз ощущала крепость уз, связывавших братьев. И не ей пытаться разрушить эти узы.
Себастьян слегка улыбнулся.
Перегрин, не веря своим ушам, выслушал вполне подходящий план, по которому связь брата с Сереной может превратиться в брак по любви, удовлетворяющий условиям завещания виконта. Перри даже рассмеялся, когда до него полностью дошел смысл этой идеи.
— Если уверен, что это сделает тебя счастливым, — произнес он, наконец, — тогда и я рад за вас обоих.
Джаспер был немного более сдержан, когда, хмурясь, выслушивал объяснения брата.
— Когда-то леди Серена принесла тебе много бед. Ты не забыл?
Перри заметил, что у нее были на то свои причины, причем вполне веские. Но все осталось в прошлом. Джаспер дал свое благословение и пообещал, что вместе с Клариссой приедет на свадьбу.
— Они пожелали нам обоим счастья, — сообщил Себастьян с безмятежной улыбкой. Серена, кажется, была не слишком убеждена, но ничего не ответила. Она сама все поймет, когда увидит графа.
Поездка в Найтсбридж прошла без происшествий. После страстной ночи оба нуждались в покое. Настало время посидеть в задумчивом молчании, улыбнуться друг другу, подержаться за руки, иногда обронить ничего не значащее замечание. Неужели их брак будет таким же? Безмятежная дружелюбная близость.
Серена, улыбаясь про себя, подумала, что это спокойствие должно непременно прерываться взрывами страсти.
Себастьян думал о том же. Трудно сказать, какую грань личности Серены он находит более волнующей. Она была восхитительно страстной в любви и гневе, и в следующую же минуту становилась спокойной и благоразумной, как философ. Он обожал ее за преданность, неравнодушие, даже если это раздражало его, когда она вмешивалась в заранее обдуманные планы. Если бы не ее упрямство, они к этому времени уже поженились бы и ехали бы в Венецию, бедные, хотя он надеялся, что это временно, но счастливые и влюбленные. Вместо этого она по-прежнему шла по канату, а он стоял в стороне беспомощным наблюдателем, пока Серена помогала своей подопечной избежать жадных лап отчима.
