Из глотки инспектора вырвалось какое-то рычание.
— Это ты нам, будь добр, растолкуй, — потребовал он.
— Да там нечего объяснять. Бреде послали в исправительное заведение, все его вещи роздали, а все фотографии, на которых он был изображен, вынули из альбома.
— Вынули? И кто это сделал?
— Моя мать, я думаю. Об этом никогда не говорили.
Викен, похоже, переваривал эту информацию:
— Своей жене, однако, ты рассказал, что на нескольких фотографиях в альбоме изображен Бреде. Назови имя хотя бы одного человека, который с ним знаком. Человека, к которому мы могли бы обратиться, чтобы он подтвердил, что этот близнец действительно существовал.
Акселю показалось, будто перед ним вдруг разверзлась бездна и из нее повеяло адским холодом. Он вновь услышал голос отца: «Ты всегда сумеешь ответить за свои поступки, Аксель».
— Я хочу, чтобы на допросе присутствовал защитник, — выговорил Аксель медленно и раздельно. — До его прихода я ничего не буду говорить.
Теперь уже не было никаких сомнений в том, что губы инспектора пошевелились. Его усмешка напоминала оскал.
Среди знакомых Акселя были адвокаты. Несколько дней назад они отмечали пятидесятилетие одного из них. Аксель тогда стоял в темноте на террасе его дома и смотрел на звездное небо. В тот вечер он еще думал, что сам может определить, как пройдет остаток его жизни.
Мысль втягивать в это дело знакомых претила ему. Пожалуй, назначенный ему общественный адвокат сойдет на этот случай. На этот случай? Аксель по-прежнему думал, что все это закончится сегодня ночью, уж во всяком случае на следующий день. Он представил себе свою клинику. У него же пациенты, которыми необходимо заниматься! Но уже возникла догадка, что все будет не так.
Фамилия защитника была Эльтон. Щуплый мужичок одного с ним возраста, в прямоугольных очках, в облегающей рубашке, которая пошла бы молодому человеку лет на двадцать моложе. И голос у него был тоненький. Акселю был необходим человек, который может взять штурвал в свои руки, чтобы сам он мог спокойно залечь на дно и не высовываться выше борта, пока они благополучно не причалят в гавани. Эльтон никоим образом не походил на шкипера, но бумаги по делу он раздобыл и споро их пролистал. После чего заявил с убежденностью:
— Будем надеяться, что у них больше ничего нет, Аксель. Мне представляется, что они тут блефуют. И если это так, то скоро вы сможете отправиться на все четыре стороны как свободный человек.
На следующем допросе младшего инспектора полиции Нурбакка сменила женщина. Она говорила на бергенском диалекте и была довольно красива, и оба этих обстоятельства успокаивающе подействовали на Акселя. Ему понравился тембр ее голоса. К тому же ей досталась в наследство роль доброго следователя: она заново прочитала ему все права, которыми он, как обвиняемый, обладал. Ее имени он не запомнил.
Викен продолжил с того места, где они прервались пару часов тому назад. Почему семья отвергла его брата? Почему Аксель за все эти годы не сумел наладить с ним контакт? Кто мог бы подтвердить, что он действительно существовал? Ни один из его вопросов не заставил Эльтона вмешаться, но он пожелал знать, почему следствие не попыталось найти сведения об этом брате в Госреестре населения. Получив разъяснение, он посоветовал своему клиенту ответить на эти вопросы как можно более полно.
В промежуток, пока дожидались адвоката, Аксель сумел немного собраться с мыслями, обдумать то, что он расскажет о Бреде. Он выбрал версию не то чтобы лживую, но обходящую все самое важное. Все те многочисленные вопросы о брате, что были ему заданы, подтвердили его смутную догадку: Бреде был замешан в убийствах этих трех женщин. И все это только еще больше сбило Акселя с толку, так что, когда его стали расспрашивать, почему он почти целые сутки бродил по лесопарку Нурмарка после того, как наткнулся на тело убитой Аниты Эльвестранн, он не смог дать четкого ответа. Викен наклонился к нему, напомнив охотничью собаку, которая почуяла добычу. Видел ли кто-нибудь его в лесопарке? Он встретил там бомжа. У Акселя потребовали описание его внешности. Разве не удивительно, что его постоянно тянет в лес? Что, как выясняется, он постоянно оказывается поблизости от места преступлений в то время, как эти преступления совершаются? Раз за разом инспектор возвращался к вопросу: «Что ты там делал?» С каждым разом становилось все труднее уходить от ответа на этот вопрос.
— Сейчас я помогу тебе, Гленне. Я изложу для тебя суммарно это дело. Самое трудное — приступить к рассказу. Но, однажды пересилив себя, ты почувствуешь, что с твоих плеч упала тяжкая ноша. — В голосе Викена послышалось что-то примиряющее, словно он хотел стать его задушевным другом. — Мы начнем с четверга двадцать седьмого сентября.
Инспектор подробно пересказал то, что Аксель сообщил о своей прогулке по лесопарку, — как купался в озерце, как проколол покрышку у велосипеда.
— Спустившись по склону, ты повстречал женщину, которая была тебе знакома. Это физиотерапевт, к которому в последние годы ты не раз направлял своих пациентов. Вот здесь мы задержимся на минутку. Мы к этому еще вернемся. Но сначала немного об истории твоей семьи, Аксель Гленне.
Викен заговорил о его отце. Обрисовал образ человека, который всегда требовал и от себя самого, и от других полной отдачи. Чтобы соответствовать этим требованиям, его сын делал все, что мог, но все же никогда не мог удовлетворить отца. Отстраненное, карающее, богоподобное существо, по отношению к которому Аксель испытывал животный страх. Но Викен остановился и на образе его матери. Он назвал ее «бесчувственной и поверхностной женщиной, которая всегда ставила свои потребности превыше всех прочих», дурно обходившейся со своим сыном, из-за чего он постоянно чувствовал себя дерьмом. Аксель не прерывал его, пребывая в полной растерянности. Откуда Викен почерпнул все эти представления о его родителях?
— Вполне объяснимо, что тебе хотелось иметь брата. Близнеца, который переложил бы на свои плечи все то зло, которое тебе приходилось переживать дома. Ведь ребенком ты был довольно одинок, не так ли, Аксель? Так одинок, что тебе пришлось сочинить себе брата-близнеца, раз уж его у тебя не было.
Аксель расхохотался бы, если бы не был для этого слишком измучен. Смех застрял где-то в глотке. Викен еще какое-то время вещал о его жизни, о его ожиданиях и отторжении родителями, о наказаниях и бесчувствии. И вдруг он резко вернулся назад, к тому дню в лесопарке Нурмарка:
— Ты видишь перед собой эту женщину, Аксель. Что в тебе происходит в этот момент?
Аксель все еще никак не мог взять в толк, куда клонит этот человек. Он явно вел какую-то игру, в которой Аксель понимал, пожалуй, только то, что правила в ней постоянно менялись.
— Да ничего особенного, — просипел он, — я ее почти не знал.
— Почти не знал. И все-таки на тебя накатило бешенство. Бешенство, потому что она была пожилой женщиной. Потому что она оказалась прямо перед тобой, она, так сказать, преграждала тебе путь. И вот у тебя в глазах темнеет, Аксель. Происходит нечто, что ты не в состоянии контролировать. Ты хватаешь ее, оттаскиваешь ее прочь с дорожки, вглубь леса.
