— Это просто смешно, — сказал он. — У меня были дела здесь, в Мюнхене.
— Какие дела?
— Импорт.
— И что же вы импортируете?
— Сельскохозяйственную продукцию, если уж вам так интересно. Муку из Чехословакии. Я посредничаю между покупателем и продавцом.
Я кивнул.
— Вам известно, кто нас нанял, господин Норрис?
— Нет. — Он вдруг снова вспомнил, кто он, или, вернее, за кого себя выдает. — Я не представляю, почему это должно меня хоть как-то интересовать?
— Нацистская партия. Вы о ней наверняка слышали. Большинство из них — бывшие члены Freikorps, такая вот публика. И здесь, в Мюнхене, они довольно сильны.
— Я слышал о них. Хулиганье. И за пределами Баварии у них нет никакой силы.
— Однако сейчас мы с вами в пределах Баварии. И нацистская партия проявляет большой интерес ко всем, кто хоть что-нибудь знает о мисс Грин и о ее смерти.
— Смешно. С чего бы это вдруг?
— Думаю, ее убил кто-то из них.
Норрис снова уставился на меня.
— Что, если я назову им ваше имя? — спросил я. — Скажу, почти уверен, что вам кое-что известно.
— Но мне же ничего неизвестно. Я же говорил, мы с ней были едва знакомы, с этой женщиной.
— А по словам госпожи Шрёдер, вы постоянно пили с ней чай.
— Госпожа Шрёдер — старая дура.
— Так что же вы видели, господин Норрис?
— Я же сказал, ничего. Совершенно ничего.
— Ладно. Как угодно. Идемте, мисс Тернер.
Мисс Тернер встала. Посмотрела на господина Норриса сверху вниз. И сказала:
— Откровенно говоря, господин Норрис, вы, полагаю, совершаете ужасную ошибку. Мы можем вам помочь. Если эти люди, из партии, вас найдут, вы сами им все расскажете, но тогда уже будет поздно. Для вас, я имею в виду.
Мисс Тернер произнесла все это со знанием дела — ее слова звучали убедительно.
Но господина Норриса они не убедили.
— Не знаю я ничего.
Мисс Тернер печально кивнула.
— Очень жаль, что вы так упрямитесь.
Она двинулась к двери. Я отпрянул от комода и последовал за ней. Она уже потянулась к дверной ручке, когда господин Норрис вдруг сказал:
— Подождите.
Мы с нею остановились и разом повернулись к нему.
— Что она имела в виду? — спросил он. — Чем вы можете мне помочь?
Я сказал:
— Можем достать вам билет до Берлина. И попросить, чтобы вас там охраняла полиция.
— Вы же сказали, что работаете на нацистов.
— Я также работаю и на берлинскую полицию.
Норрис взглянул на мисс Тернер. Затем перевел взгляд на меня. Потом посмотрел направо, в окно. И вздохнул.
Я сказал:
— Так кто там был, господин Норрис? Что вы видели?
— Я видел, как она вернулась в пансион, — проговорил он, обращаясь к окну. Потом взглянул на меня. — Было довольно поздно, часа три ночи. Я возвращался тогда после небольшой вечеринки из Курфюрстендама.
— Она была одна? — спросил я.
— Нет, — ответил он. — С ней был мужчина.
Дальше все пошло как по маслу. Норрис описал того мужчину. Блондин, высокий, красивый. Это вполне мог быть Зонтаг.
Я спросил:
— Вы его раньше когда-нибудь видели?
Норрис сидел все там же, на кровати. Мисс Тернер снова села на стул. А я опять примостился у комода.
— Нет, — сказал он. — Я решил, это кто-нибудь, с кем она познакомилась в кабаре.
— Мисс Грин когда-нибудь упоминала о человеке по имени Зонтаг?
— Да. Гуннар. Дружок. Здешний, из Мюнхена. Но я с ним никогда не встречался.
— Она упоминала, что он нацист?
Норрис взглянул на меня.
— Он что, тоже состоит в их партии?
— Если человек, от которого вы прячетесь, Зонтаг, то, господин Норрис, вы выбрали самое ненадежное место во всей Германии.
— Я и знать не знал, кто он такой. Говорю же, я никогда его раньше не видел. Да и кем бы он ни был, я прячусь не от него.
— Но зачем вам вообще прятаться? — спросил я.
— Я не хотел впутываться в это дело. У меня такое дело, что мы, как бы это сказать, держимся на самой грани закона.
— Черный рынок.
— Лучше скажем, серый. Мне совсем не хочется, чтобы мною начала заниматься полиция. Когда я узнал, что мисс Грин убили, то решил, что пора убраться из Берлина хотя бы на несколько дней.
— Но почему вы подались в Мюнхен?
— Я знаю этот город. Лучше, чем Франкфурт или Штутгарт. Я понятия не имел, что тот, кого я видел, — Гуннар Зонтаг. И что он один из них. В смысле — нацистов. — Он тревожно поглядел на окно, как будто ожидая, что Гуннар Зонтаг вот-вот пролетит мимо и не преминет заглянуть.
— Они вас видели? — спросил я. — Мисс Грин с тем типом?
— Нет. Они стояли у дверей. Я видел их в свете лампочки. Я же был за кустами, за лужайкой. Я там спрятался.
— Почему?
— Не хотел смущать мисс Грин. Она копалась в сумке — думаю, ключ искала. Тогда тот тип вынул из своего кармана другой ключ, открыл дверь. И они вошли в дом.
— А вы что потом делали?
— Подождал несколько минут и вошел сам. Потихоньку. — Норрис посмотрел на мисс Тернер, потом опять на меня. — Если б я знал, что он собирается… причинить ей зло, если б только знал, я бы что-нибудь сделал. Чтобы помешать, я имею в виду. Честное слово. Мне она очень нравилась, мисс Грин.
— Если в понедельник вы точно видели Зонтага, — заметил я, — нацисты не очень обрадуются, узнав, что тому есть свидетель.
— Но какое нацистам дело до мисс Грин? Зачем им надо было ее убивать?
— Пока не знаю. Но пока вы здесь, в Мюнхене, вы в опасности.
— Да-да, понимаю. После всего сказанного я, конечно, сделаю все, о чем меня попросят в берлинской полиции. Это ведь единственный разумный шаг, верно? Для меня, я хочу сказать.
— Да, — согласился я и достал из кармана часы. — Время — час. Ладно, давайте собираться.
Когда без четверти два мы приехали на вокзал, выяснилось, что поезд на Берлин отходит через двадцать пять минут. Я купил господину Норрису билет, и затем мы втроем расположились в зале ожидания: Норрис — справа от меня, мисс Тернер — слева.
— Послушайте, — сказал я ему. — Как только вы уедете, я позвоню сержанту Биберкопфу. Если вас не будет в вагоне, когда поезд придет в Берлин, он меня известит. И я назову ваше имя нацистам.
