— тринадцать выстрелов береговой батареи. На него ответили пушки корабля. Потом «Надежда» медленно пошла к выходу в открытое море. Началось плавание, опасное по многим причинам.
— Бурное Японское море и подводные камни у крутых берегов грозят гибелью кораблям. Сама природа как будто помогает здесь японцам, не желающим пускать к себе чужеземцев, — говорили моряки.
Япония действительно оставалась страной, закрытой для иностранцев. Только голландцы и китайцы пользовались правом посылать туда небольшое число торговых кораблей, да и то лишь в один порт — Нагасаки.
За весь XVIII век только два ученых-путешественника, Кемпфер и Тунберг, служившие у голландцев врачами, сумели побывать в глубине Японии. Они написали правдивые книги об этой стране. А голландские капитаны сделали очень мало, для того чтобы описать моря, омывающие Японские острова. И хотя один из спутников Кука, английский капитан Гор, де-Лаперуз и некоторые другие мореплаватели побывали вблизи Курильских островов и Японии, однако карты этих мест были еще очень неточны.
Капитан Крузенштерн знал, что им нельзя вполне доверять и придется идти вперед с большой осторожностью. К тому же вблизи Японской земли бывали страшные ураганы — тайфуны, часто выбрасывавшие корабли на берег.
Много неожиданного могло случиться с русскими моряками и в самой Японии.
Прошло больше десяти лет с тех пор, как русские в последний раз попытались познакомиться с Японской землей.
Посланник Резанов, Крузенштерн и другие участники экспедиции были осведомлены об этой попытке.
В 1786 году большое судно, принадлежавшее японцу Кодая, нагруженное рисом, было захвачено на море жесточайшим тайфуном. Буря сломала мачты, сорвала корабельные шлюпки, повредила руль и унесла судно далеко от Японии. Когда ветер утих, выяснилось, что не осталось никакой возможности управлять кораблем: он должен был плыть по воле ветров, как обломок дерева. Судно носилось по морю около шести месяцев. Потом волны выбросили его на один из Алеутских островов. К этому времени из семидесяти японцев, бывших на корабле, оставалось в живых всего несколько человек, и среди них Кодая.
На острове японцы встретили русских промышленников, тоже потерпевших кораблекрушение. Русские и японцы сделали из обломков своих кораблей небольшое судно и двинулись на нем до Камчатки. Оттуда японцев отправили в Иркутск, где они прожили больше пяти лет.
Потом возник проект отправить их на родину на русском судне и воспользоваться этим случаем, чтобы завязать торговые отношения с Японией. Японец Кодая, научившийся в Иркутске говорить по-русски, мог помочь при переговорах в качестве переводчика.
Императрица Екатерина II одобрила этот проект. Она повелела сибирскому генерал-губернатору снарядить судно и написать соответствующее письмо японским властям.
Осенью 1792 года небольшое русское судно под начальством поручика Лаксмана привезло Кодая и его спутников на остров Иезо, или Хоккайдо, принадлежавший японцам. Здесь Лаксману пришлось перезимовать. Он заявил японским властям, что намерен весной плыть дальше, к главному японскому острову Ниппону, и затем направиться в столицу японского государства Иедо, как назывался тогда город Токио, с письмом сибирского генерал- губернатора.
Японские чиновники встретили Лаксмана вежливо и снабдили провизией, но решительно заявили, что ни один иностранец не имеет права посещать Японию без особого разрешения. О прибытии русского корабля они послали донесение в столицу, и Лаксман несколько месяцев ждал ответа. А когда прибыли наконец чиновники из Иедо, выяснилось, что японцы опасаются сношений с другими землями еще больше, чем думали русские моряки. Даже невольно попавшие за границу японские подданные оказались под подозрением. На них начинали смотреть почти как на чужеземцев.
— Правительство Японии благодарит за возвращение японских подданных. Оно не отказывается их принять, но заявляет, что русские, если хотят, могут взять их обратно, так как этих людей можно считать принадлежащими тому государству, куда занесла их судьба, — объявили чиновники Лаксману.
Поручику было сказано, что всякий иностранец, прибывший самовольно в Японию, подлежит, по японскому закону, вечному заключению. На этот раз закон не будет применен только потому, что русские о нем не знали. Для торговых сношений отведена в Японии лишь одна гавань Нагасаки, и если русское судно когда-нибудь придет в другой японский порт, вся команда будет осуждена на вечное заточение. Японское правительство соглашается, однако, разрешить одному русскому торговому кораблю придти в Нагасаки, куда будут посланы чиновники из Иедо для торговых переговоров.
Поручик Лаксман оставил привезенных японцев и вернулся на родину, чтобы сделать донесение о результатах плавания.
По разным случайным причинам российское правительство не воспользовалось в то время возможностью послать судно в Нагасаки для торговых переговоров. Но когда стали обсуждать проект кругосветного плавания Крузенштерна, в министерстве торговли вспомнили, что японцы соглашались допустить русское судно в Нагасаки. К тому же и теперь в Сибири жило несколько японцев, судно которых давно разбилось у берегов Камчатки. Можно было отвезти их на родину, как это сделал в свое время поручик Лаксман.
В Петербурге почти не сомневались в том, что если для переговоров будет отправлен не простой поручик, а посланник с дарами от императора России для японского императора, то посольству будет открыт доступ не только в Нагасаки, но и в столицу японского государства. Камергер Резанов готовился объяснить японским сановникам, что торговый договор выгоден для обеих стран: в Японии был избыток риса и шелка, а в российских землях на Тихом океане добывалось очень много дорогих мехов.
Капитан Крузенштерн полагал, что каков бы ни был исход переговоров, плавание к Японии должно оказаться полезным, так как можно будет проверить и дополнить карты прилегающего к Японии моря. Он готовился точно определять местоположение островов, мимо которых придется идти, и наносить на карту очертания Японской земли там, где удастся подойти близко к берегу.
Однако в первые дни плавания нельзя было делать какие-либо наблюдения. Мелкий дождик, шедший почти каждый день, пока «Надежда» стояла в Петропавловской гавани, как будто решил сопровождать корабль до Японии.
Густой туман закрывал горизонт и заставлял держаться подальше от берегов. Было холодно и так сыро, что офицерам и матросам, стоявшим на вахте, казалось, будто сырость пробирается до самых костей.
Через неделю вдруг сразу потеплело, а еще через несколько дней стало жарко, как летом. Но частые сильные ветры мешали Крузенштерну приближаться к Курильским островам, протянувшимся вереницей между Камчаткой и Японией.
Через три недели увидели гористый берег самого большого из Японских островов —
