куртках со всех ног бежали к своей машине. Зрелище это было тем приятнее, что Ирина точно знала: бегут они напрасно, шансов догнать ее и снова сесть на хвост у них практически нет.
Тем не менее она опять совершила несколько беспорядочных поворотов и только после этого успокоилась и поехала по прямой, пытаясь решить, куда ей теперь податься. По всему выходило, что домой возвращаться нельзя: кто бы ни были ее преследователи, теперь, когда Ирина их обнаружила и ясно дала это понять, они наверняка постараются добиться своих целей иными, уже не такими деликатными методами.
Можно было отправиться к Нине Волошиной. Они с мужем не откажутся помочь, потому что многим обязаны Глебу. Но они и так многое пережили, не стоит впутывать их в это дело. В это дело вообще никого нельзя впутывать, поскольку оно касается Сиверова. Ирина очень хорошо понимала, что, принимая решения, которые могли так или иначе сказаться на судьбе мужа, ступает на весьма зыбкую, неверную почву. Один необдуманный шаг – и заварится такая каша, что ее потом до конца дней не расхлебаешь. Но как можно что-то обдумывать, не имея никакой информации?
В самый разгар этих душевных метаний в сумочке у Ирины зазвонил телефон. Чертыхнувшись, она резко свернула к обочине и чертыхнулась еще раз, когда покрышка переднего колеса с характерным шорохом притерлась к бордюру. Ирина извлекла из сумочки продолжавший верещать мобильник, уверенная, что это Нина Волошина решила наконец принять ее предложение прошвырнуться по магазинам.
Однако номер на дисплее был Ирине незнаком; уже предчувствуя недоброе, она ответила на вызов и почему-то ни чуточки не удивилась, услышав в трубке голос Бориса Шестакова.
– Бросьте, Ирина, – сказал майор. – Ну что это за шпионские игры? Куда вы намерены бежать? И главное, от чего?
– Шпионские игры начала не я. Куда я бегу – не ваше дело. Пускай это вам доложит ваше наружное наблюдение. А от кого и от чего я бегу – это, ей-богу, вам лучше знать, – четко, по пунктам, ответила Ирина.
– Бросьте, – повторил Шестаков. Голос его звучал просительно и устало. – За кого вы меня принимаете? Вы молодец, но вся эта беготня не имеет никакого смысла. Нам надо поговорить.
– Однажды мы уже поговорили, – сказала Ирина. – Я тогда наслушалась вранья на три жизни вперед. О чем вы намерены разговаривать?
– Как и прежде, о вашем муже. Видите ли, он пропал, и никто не может его найти.
Глава 18
– Я думал, мы братья, – сказал Сиверов, глядя на Аскерова поверх пистолетного ствола.
Дуло располагалось у самого его лица, так что Глеб отчетливо различал исходившие от него запахи металла и оружейной смазки. Аскеров не мелочился – он пользовался автоматическим кольтом сорок пятого калибра, порядком устаревшим, но не потерявшим своей надежности и убойной мощи.
– Мы были братьями, – согласился Железный Мамед, – пока плечом к плечу делали одно дело.
– Иными словами, пока ты во мне нуждался, – перевел Глеб.
– Можно сказать и так. Теперь ты мне не нужен, и наши пути расходятся.
– Надолго ли? – с намеком на улыбку спросил Слепой.
– Думаю, что навсегда. Еще никто не придумал способа оживлять мертвецов.
– Ошибаешься, – сказал Глеб.
Бородатые джигиты стояли справа и слева, целясь в него из автоматов, но он смотрел только на Аскерова, потому что в данный момент все зависело лишь от него, и ни от кого другого.
– Ошибаюсь? – с оттенком презрения переспросил Железный Мамед. – В чем же?
– И в том и в другом. Во-первых, мы с тобой встретимся гораздо раньше, чем ты думаешь, а во-вторых, я лично знавал человека, утверждавшего, что он может воскрешать умерших. Правда, он оказался мошенником, но задолго до него жил другой человек, по имени Иисус…
– Даже если это не выдумка, он вряд ли станет утруждаться, воскрешая тебя, – заметил Аскеров.
– Согласен. Но это не понадобится. Повторяю тебе, Мамед: не пройдет и десяти минут, как мы встретимся вновь – правда, уже по ту сторону вечности.
– О чем ты болтаешь?
– Помнишь, ты как-то спросил, есть ли причина, по которой меня не следует убивать? Можешь повторить свой вопрос, и я на него отвечу.
Железный Мамед нахмурился.
– Не хмурься, у тебя и без того достаточно грозный вид, – посоветовал ему Глеб. – Обмануть неверного – не грех. Это ведь ваша любимая поговорка, правда? Согласись, если это так, то справедливо и обратное: я не совершил никакого греха, утаив от тебя кое-что. Сейчас настало самое время рассказать тебе все, пока ты не сделал непоправимую глупость, застрелив единственного человека, который может спасти твою шкуру.
– А, шайтан! – встревоженный не столько словами Сиверова, сколько его уверенным, слегка насмешливым тоном, процедил Аскеров. – Говори, или я вышибу тебе мозги!
– Можешь не трудиться. Это произойдет и без твоего участия, автоматически. Через… – Глеб посмотрел на часы, – примерно через восемь или девять минут мы все умрем.
– Объясни, – потребовал Аскеров.
Дуло по-прежнему смотрело Сиверову в лицо, а палец чеченца лежал на спусковом крючке, но это уже не имело значения. Пистолет теперь превратился в ненужную деталь, в декорацию, которую забыли убрать со сцены, но которая при этом никому особенно не мешает – пусть стоит, раз уж так вышло.
– Прямо сейчас, – сказал Глеб, – поблизости от нас, в скалах, сидит отделение спецназа. Они не сводят глаз со входа в пещеру…
– Ложь, – заявил Аскеров. – Нам никто не мешал сюда войти.
– А зачем? Главное, чтобы мы отсюда не вышли до тех пор, пока не прилетят штурмовики. А они прилетят… – Сиверов снова посмотрел на часы, – минут через семь. Их вызвали, как только мы сюда проникли. Время подлета тебе должно быть известно, так что, если не веришь мне, посчитай сам, долго ли нам всем осталось коптить небо.
– Ничего не понимаю, – сказал Аскеров.
– Что же тут непонятного? Схрон нашли давно, завалили и установили возле него пост, чтобы уничтожить оружие не просто так, а вместе с теми, кто за ним придет. Предполагалось, что человек, располагающий информацией об этом месте, наверняка занимает высокий пост в вашей иерархии. Они немного
