Шон. — Он хранит в себе оружие.
— Его не отняли? — спросила я.
— Нет, — коротко и настороженно ответил Оптимус.
— Хорошо.
— Что ж хорошего? — вмешался Седрик. — Мы его видим впервые и понятия не имеем, что у него на уме. Может, он добровольно в ту пентаграмму лёг.
— О, уважаемый, — Оптимус пришёл в себя и принялся играть, словно актёр на сцене. — Ваше предположение не выдерживает ни малейшей критики. Я лишь скажу, что отправлю в иной мир чёрную тварь, уложившую меня в эту пентаграмму. И пусть все, кто может слышать, услышат мои слова.
На последнем звуке его голоса воздух дрогнул и пошёл рябью.
— Ого… — тихо проронил Фрешит.
Да уж, серьёзная клятва…
— И всё же, Оптимус, — не унималась я. — Изложи кратко, как ты оказался здесь и что пережил.
— О, сестрица, пережил я самое ужасное разочарование в своей жизни и мерзкие пытки, а также был на волосок от гибели, полной и окончательной. Но ты, драгоценная моя, и твой… побратим, вы спасли меня, да. Хоть это было и несколько травмирующе.
— Хм… Я ж говорил, он оценит наши усилия, — мрачно процедил Шон.
— Оптимус, как и почему ты здесь оказался? — настаивала я.
— Я пришёл предотвратить великое зло, но горе мне, горе! Та, которую я почитал как мать, жестоко обманула меня, разбила моё сердце и пожелала отнять бессмертную жизнь.
— Угу… Знаешь ли, Оптимус, ты не предотвратил великое зло. Оно свершилось.
— О нет! Нет! Сестрица, раз ты тут и твои консорты тоже, значит, оно не свершилось.
— На нас напали! Орды трупаков и мохнатых! А затем и умертвия, твари тьмы!
— Нью-Йорк захвачен⁈ — вскричал Оптимус.
— Нет, но…
— Фух! Зачем же ты так пугаешь меня, жестокосердная сестрица?
— Оптимус! Победа далась нам слишком дорогой ценой. Было пришествие ангела!
— О… Вы и это пережили…
— Пережили! Оказавшись в долгах по уши! Здешняя… Хозяйка должна покинуть этот мир! И подконтрольные ей трупаки тоже! За этим мы пришли. Ты будешь помогать нам⁈
Оптимус серьезно глянул на меня.
— Буду. Я ведь только что поклялся убить её. Не вздумайте встать между ней и мною.
— А ты справишься? — поинтересовался Седрик. — Ведь один раз тебя уже скрутили и уложили на алтарь.
— Меня обманули, — вкрадчиво произнес Оптимус, и за тихим тоном угадывалась ярость. — Этого не повторится.
— А какое у тебя оружие?
Оптимус улыбался странной светлой улыбкой глухого, ушедшего в свои мысли.
— Удавка.
Это слово упало как камень, Фрешит впился взглядом в Оптимуса.
— Ты ведь Ласковый Палач. Ты душишь их удавкой, потому что они не достойны смерти от меча.
— Совершенно верно. Никто из них не был достоин другой смерти. Сестрица, — тут он развернулся ко мне. — Я благодарен тебе, — тут он протянул руку и потрепал меня по щёчке, как ребенка. — С меня ещё одна услуга, всё в тех же рамках, — шепотом добавил он.
— Ну, я пошёл… — он поднялся. Его нагота и тщедушность придавали ему гротескный вид, но сейчас никто не обманулся внешностью.
— Эй, уважаемый, подвиги лучше совершать при свидетелях. Казни, впрочем, тоже, — произнес Арденте.
Оптимус на мгновение замер, удивлённо подняв брови, будто такая мысль никогда не приходила ему в голову, а потом с улыбкой пожал плечами.
— Кто со мной — тот герой! — он с веселой улыбкой выбросил вверх руку, салютуя.
Глава 26
Фрешит поёжился — безумцы с оружием у всех вызывают некоторый дискомфорт, к ним надо привыкнуть, как привыкла я, например.
Арденте встал и последовал за Оптимусом, Шон, бросив на меня извиняющийся взгляд, тоже присоединился к компании «героев». Седрик остался, он был ещё слишком слаб, а Фрешит слаб в принципе. Болотник — не воин.
— Вот видишь, не придётся ждать год, — вдруг произнес Оптимус, обернувшись у дверей, и послал мне одну из своих лучезарных улыбок.
Я замерла, судорожно пытаясь понять, о чём это он.
О нет!!! Свет и Тень! Он говорит о Ландышах! Убьёт Гекатиду, и они умрут!
— Что с тобой, Пати? — я услышала голос, но не услышала слов.
— Пати?
— Я вернусь!!! Без меня не уезжайте отсюда! — крикнула я на бегу. Вслед донеслись удивлённые возгласы Седрика и Фрешита.
Я так неслась, что и не заметила, как проскочила шипастую тушу монстра у выхода.
Чуть в стороне Ауэ, сосредоточившись, лечила оборотня, Отамнел держал её за плечи, поддерживая и подпитывая, Тони с обманчиво скучающим видом прятался в тени, — всё это скользнуло мимо моего разума, оставив лишь мысль «С ними всё в порядке». Я бросилась в противоположную от divinitas сторону, бегом вдоль стены. Мне нужно спрятаться от их взглядов, нельзя, чтобы они видели… Тони последовал за мной, но это даже хорошо.
Всё, я за углом.
— УТУ!!! Явись!!! — я вложила в этот призыв всё: и страх, и надежду, и жажду действия, и непоколебимую уверенность в его помощи.
Древний бог возник передо мной, выражая крайнюю степень удивления.
— Уту! — я бросилась к нему, обнимая. — Отнеси меня на ферму к Ландышам!
Он всё так же удивлённо смотрел на меня.
— Пожалуйста! — я и молила, и требовала одновременно.
Вдруг меня ослепило солнце, я склонила голову, стараясь проморгаться, и увидела траву под ногами, а не серый бетон.
— Спасибо! — я звонко чмокнула его в щеку, раз и ещё раз. — Только не уходи! Мне обязательно надо будет вернуться туда…
И я побежала к домику-сторожке.
Ландыши были там, и они ещё были в порядке. Распахнув сумку, я высадила Кению и достала Кисс. Она уже не умирала, но всё равно была слаба.
— Извини, дорогая, но надо поработать, — с этими словами я положила её себе на голову, как это обычно делал Лиан: голова спереди, хвост висит сзади, а лапы по бокам. Практически тут же я услышала всех своих флерсов — они обрадовались моему возвращению. Я прервала их веселье словами:
— Малыши, мне нужна сила. Ландыши в опасности, и нам придется сегодня, сейчас, превращать их обратно во флерсов, иначе они умрут.
Мгновение было потрясённое молчание, а потом слаженное: «Мы летим».
Они не просто прилетели, они
