завалов еще более покалеченные тела и не знал, как смотреть им в глаза. Обхватив под грудь, Лорна несла меня над тем, что совсем недавно было ямой, почти доверху заполненной охотниками. Сейчас она была забита песком и обломками скал, меж которых крабы дрались за редкие ошметки плоти. Мутная взвесь из песка и крови густым облаком висела над ямой, постепенно опускаясь. Даже бессмертный охотник не выжил бы в этом кошмаре.
– Лорна, – позвал я. – нам надо подняться на поверхность. Вдруг кто-то всплыл… Чье-то тело всплыло.
– Я проверю, – ответила она. – Сама, ты мне будешь только мешать. Прости, Дон. Я отнесу тебя на берег и вернусь.
Несколько часов я сидел под скалой. Когда над водой появилась ее голова, я бросился на помощь. Вдвоем мы вытащили сеть, битком набитую останками охотников. На северной оконечности острова мы выкопали общую могилу. Пока я утрамбовывал внушительных размеров холм, Лорна натаскала с пляжа обкатанные волнами камни, и мы выложили из них крест. Я сделал все, что мог, и пусть Господь теперь решит, кто из них достоин прощения.
– Пойдем спать, Дон, – пробормотала Лорна. – Я больше не могу ни двигаться, ни говорить.
– Иди, я посижу здесь, – ответил я.
– Дон… – Она укоризненно посмотрела на меня, и я невесело усмехнулся.
– Обещаю: больше никаких глупых надежд, – сказал я.
Перед рассветом я сидел у дверного проема, возле приоткрытой щели, и ждал. Наверное, я задремал, потому что не заметил, как на свежей могиле появился большой коралловый куст. Я улыбнулся с облегчением. Мой мальчик нашел в себе силы выйти ненадолго на берег и проститься с погибшими охотниками – значит, есть надежда. Когда-нибудь ожоги, которые оставило солнце на его душе, заживут, и Шонни будет жить с нами.
Когда первый розовый луч лег на деревянные доски, я протянул руку, словно окунув ее в жидкий огонь.
– Господи, что еще сделать, чтобы ты меня простил? – прошипел я, корчась от боли, но руку не убрал.
Господь равнодушно молчал. Ему не было дела до отставного капитана с перепонками между пальцев. Боль была невыносимой, но я терпел, упрямо стиснув зубы. Сколько в этом упрямстве было от не угасшей надежды, а сколько от желания наказать себя – не берусь судить. Розовый свет стал золотистым. Солнце карабкалось в безоблачное небо, обещая теплый не по сезону день, а я сидел с объятой невидимым огнем рукой, и слезы боли катились по щекам.
– Опять, Дон? – услышал я усталый голос.
Лорна подошла ко мне, тихая и осунувшаяся, за плечо оттащила меня от двери.
– Ну сколько можно, Дон? Ничего не вернуть, – устало ворчала она, роясь в ящиках комода, а я смотрел на свою руку с гладкой, лишь немного покрасневшей кожей и чувствовал, как другой огонь разгорается в моей душе: огонь надежды.
Глава 58. Констебль
1902 год.
В декабре детектива-констебля полиции Сторновея вызвали к комиссару. Он сгреб в охапку пухлую папку дела, над которым работал уже два года, и отправился к начальству. В полутемном коридоре у его двери инспектор столкнулся с джентльменом в котелке. Слегка кивнув, незнакомец молча прошел мимо, лишь сверкнули дымчатые стекла его очков. Проводив подозрительным взглядом незнакомца, инспектор вошел к начальнику.
– Присядьте, констебль. – Комиссар указал на кресло в углу. Сам взял графин со столика, пару стаканов и грузно опустился в соседнее кресло.
– Держите, – протянул он бокал.
Детектив-констебль был удивлен таким обращением, но виду не подал. Он вежливо пригубил виски и поставил на столик.
– Вы плохо выглядите, – сказал комиссар угрюмо. – Все ловите своих призраков?
– Это не призраки, сэр, – возразил с горячностью констебль. – Можете мне поверить. Я значительно продвинулся в расследовании. Последнее время я столкнулся с сильным противодействием неких сил, связанных с Адмиралтейством. Вы понимаете, что это значит?
– Дайте угадаю, – пробурчал комиссар. – Наверное, то, что вы ищете приключений себе на задницу. Да и мне тоже.
Он сделал добрый глоток. Констебль бросил тоскливый взгляд на свой стакан и удержался. Последнее время он плохо спал, часто просыпался, криком пугая молодую жену, и все чаще подавлял ночные кошмары стаканом дрянного виски. Жена злилась и грозила его бросить, но пока терпела.
– Сэр, это правда! – воскликнул он. – Расследование вывело меня в Мангерсту, деревушку на острове Льюис. За пару дней до моего приезда там внезапно вспыхнула бубонная чума. Я несколько дней кружил по окрестностям, но сквозь строй матросов прорваться не смог. Мое удостоверение инспектора полиции не произвело на военных никакого впечатления. Когда оцепление сняли и я смог попасть в Мангерсту, там не было ничего: ни людей, ни домов, ни лодок. Одни развалины.
– Карантинные мероприятия, – недовольно поморщился комиссар, – не множьте сущности.
– Нет, сэр, не только. Я опросил жителей Сторновея. Военные арендовали рыбный склад, и оттуда по городу разнеслось страшное зловоние…
– Констебль! – рявкнул комиссар и ударил ладонью по ручке так, что инспектор подскочил. – Ваше расследование закончено.
– Но почему, сэр? – жалобно спросил тот.
– Потому что я так сказал! – отрезал комиссар. Он потер ушибленную ладонь и добавил, смягчившись: – Мне не меньше вашего хочется узнать о настоящей участи Джима Дуката и прочих смотрителей маяка на острове Эйлин-Мор, но… – Комиссар развел руками. – Наши полномочия заканчиваются там, где они вступают в противоречие с интересами короны. Этим делом теперь занимается Департамент военно-морской разведки. Официально. И хватит об этом!
Не давая инспектору вымолвить и слова, он сунул ему под нос стакан.
– Пейте!
Видя его нерешительность, гаркнул:
– Пейте, черт вас дери!
Затравленно глядя на начальника, констебль выпил залпом обжигающий напиток.
– Вот так! – одобрительно кивнул комиссар. – А сейчас отправляйтесь домой и отдыхайте, даю вам недельный отпуск.
– Но, сэр…
– Никаких «но»! – закричал побагровевший комиссар. – Выполняйте! И чтобы неделю я вас на службе не видел! А опять влезете в это дело, сильно пожалеете! Все ясно?
– Д-да, сэр…
Комиссар дождался, пока констебль откроет дверь, и заорал:
– Еще раз увижу пьяным на службе, уволю к чертовой матери без выходного пособия!
С перекошенным от обиды лицом бедняга выскочил из кабинета.
Комиссар дождался, пока стихнет на лестнице стук подкованных каблуков, и закрыл дверь.
Тяжело вздохнув, он взял графин, подхватил объемистую папку с места, где сидел констебль. Кресло со скрипом приняло вес грузного тела комиссара, еще более отяжеленного свалившейся ответственностью.
– Не могло вас просто в море смыть? – пробормотал он себе под нос, наливая виски. – Чертов Дукат, даже сдохнуть как человек не мог!
Комиссар открыл папку и перевернул несколько страниц.
Под быстро пустеющий графин он вчитывался в исписанные ровным почерком листки. Перебирал схемы и фотографические снимки.
Особенно долго он рассматривал карандашный рисунок, сделанный полицейским художником. На нем был умело изображен седеющий мужчина средних лет с темными глазами и немного вытянутым лицом. Под благородным носом вместо рта зияла широкая пасть, полная искривленных мелких клыков. Рисунок казался удивительно нелепым, будто кто-то совместил две половинки: портрет человека и
