поэтому даже сейчас не знаю, где они… Но это еще ладно… А… вот…
Ридли не мог выговорить ничего, он спотыкался и не мог закончить фразу. Янко, видя его муки, поднялся, подошел и, приложив ладони к его голове, стал наводить чары успокоения, чтобы учителю было легче совладать с чувствами. Лицо Ридли от неимоверных усилий осунулось так быстро, что всего за несколько минут он будто постарел на несколько лет, а в бороде заиграла седина.
— Я… В тот момент я все бросил… Все… И просто… Исчез на некоторое время. Ушел в дикие места и горевал почти год напролет… Я жег, ломал, метал, сокрушал все, что видел и не мог остановиться. Я просто неуравновешенный идиот! Но самое ужасное, что я тогда сделал, так это совершенно забыл про своего ученика. Он жил именно в том доме посреди леса, где и мы с вами. Я приходил, давал уроки, приносил все нужное и оставлял на неделю тренироваться, бывая у него через день, смотря результаты, давая советы… Но я забыл, просто забыл в своем горе про него. Когда я очнулся от своей тупости, было поздно. Он тоже ушел, но я даже не знаю, как. Он не оставил никаких следов, может быть, ему даже удалось сбежать в другое измерение… Я прочесал весь лес, но опять никого не нашел. Я остался один и… груз всех этих промахов заставил меня долгое время быть отшельником… Я думал, корил себя, но пережил и попытался обо всем забыть, но вот сейчас все снова повторяется… Мне страшно, ребята. Я боюсь, что снова забудусь и совершу ошибку. Я поддался гневу и своей гордости… Опять чуть все не потерял… Простите меня…
Ридли замолчал. Мы переглядывались в нерешительности. Я посмотрел в небо, и мне тоже стало как-то очень грустно. Неожиданно, Ридли снова заговорил:
— Я решил… Я отдам долг «Золотому полумесяцу». Мне это не нравится, но иначе я снова могу подвергнуть вас риску. Затем мы вернемся домой, там продолжим ваше обучение. Не бойтесь, я не собираюсь запереть вас от всего на свете, нет. Просто мы будем впредь более осторожными, а коль вдруг меня вновь понесет… знаете, не стесняйтесь дать мне хорошего пинка.
Ридли утер наворачивающиеся слезы, сплюнул и глубоко вдохнул. Пусть ему с трудом далось это откровеннее, но я бы сказал, что ему полегчало, он расслабился, выпрямился, словно сбросил с плеч тяжелый груз. Снова наш учитель растянул рот в улыбке, немного неестественной, но все же…
И тут я понял — пусть ему и больно, но он не желает становиться рабом своих чувств снова, в какой бы то ни было форме. Улыбнувшись, Ридли старался поднять наш дух, сделать так, чтобы мы, несмотря ни на что, оставались веселы.
По-моему, такой разговор должен, обычно, заканчивать день, и да, не очень-то есть настроение говорить о чем-либо после подобных печальных и трагичных рассказов, но мы либо слишком черствы, либо наоборот — слишком хорошо понимаем суть жизни, раз все, дружно, попытались сделать вид, словно и не было сейчас этого рассказа. Это выглядело несколько странно в моих глазах, не состыковалось, было чем-то не закономерным, но я понимал также, что предаваться унынию — явно не самое увлекательное занятие.
* * *
— Кстати, а где Шон? — спросил я.
— Они на разведке, малыш. Ждут, когда нас обнаружат. Я построил для нас новый купол, так что мы в безопасности.
— Раз уж мы ждем, — предложил я. — Может, скажешь, почему все-таки я еще жив. Рана по всем параметрам смертельна, даже зелье твое ее не смогло бы так быстро излечить.
— Хм. Ты прав, малыш. Но есть и еще одна штука, которая не дает магам умереть также быстро, как и обычному человеку.
— О, что-то новенькое. Ну и что же это? — спросил Эрик.
— Ну, собственно именно потому, что мы маги.
— А чего так сложно-то?
— Шучу, не совсем так. Тут все просто. Магия, как энергия, имеет свои эффекты. Маг, пропуская ее через свое тело, храня ее там, за счет нее укрепляется, становиться банально сильнее, быстрее, его тело почти не болеет, ранения не так смертельны и организм становится устойчив ко всяким травмам.
— Удобно. Можно сказать, что у меня есть несколько жизней?
— Хе, можно и так сказать. Но тут, к сожалению, есть и обратная сторона — в измерениях, где магии нет совсем, будет очень тяжело, привыкшее к дополнительной энергии тело будет испытывать дискомфорт и слабость. То же самое произойдет, если магию из вас выкачать принудительно. Это не сделает вас инвалидами, но доставит временные трудности, или помутит на время рассудок, как это уже случилось ранее.
— В принципе, все не так страшно.
— Ты прав, малыш. Вряд ли вы столкнетесь с чем-то подобным, в смысле снова, но я, конечно же, все равно научу вас методам противодействия и тому подобным вещам. А теперь, тебе лучше поспать, нужно еще время, чтобы полностью тебя излечить. И еще кое-что: месяц никаких превращений.
— Что! Но почему?
— Просто я без понятия, как на твою рану это повлияет, я еще не сталкивался с таким. Лучше обезопаситься на некоторое время даже после выздоровления.
— Тьфу ты… Ладно.
— Не в твоем случае возмущаться, — склоняясь надо мной, сказал Эрик. — А то, как в той шутке: когда ничего не учил и чудом выкрутился, жалуешься, что поставили «четыре», а не «пять».
— Эрик, блин! Не заставляй меня смеяться, мне же больно!
Посмеиваясь, я действительно ощущал некоторое покалывание в ране, так что пришлось на некоторое время отказаться от шуток, хотя именно юмор и простое отношение к жизни не давало мне, да и всей нашей команде впасть в депрессию.
Заметив вдруг под деревом старичка — трактирщика, я спросил, собственно, а как его удалось взять с собой при отступлении.
— О. Это… — почесав затылок, начал Ридли. — Не поверишь, малыш, но он сам бежал за нами все время.
— Что? Но зачем? Ему же, вроде, не угрожали.
— Знаешь, малыш, люди таких профессий, которые и сейчас ищут нас, не упустят поживиться любым добром при любом удобном случае. Не все, конечно, но в их глазах не было бы зазорным прихватить то, что плохо лежит.
— А при чем тут он? У него же весь трактир сгорел.
— И то верно, но ты посмотри-ка, малыш, на чем спит этот прохвост.
Я пригляделся. Ваппи спал на чем-то большом, напоминающим подушку или маленькую квадратную перину. Видя на моем лице вопрос, Ридли просветил меня:
— Ты не поверишь, малыш, но
