— Видел уже? — спросил прямо в ухо Жан и сунул мне в руку газетный листок формата а-четыре. — Это мы специально для вечеринок придумали!
Я пробежался взглядом по мини-газетке. Называлась она «МикроАфрика». Передовица рассказывала, что такое лимбо, сбоку была колонка новостей, а на обратной стороне — интервью с каким-то Саней Батуриным с фотокарточкой, пара анекдотов и короткая статейка про Боба Марли. Хотел сначала спросить, кто такой этот Батурин, потом прочитал наискосок и понял. Да никто, собственно. Один из посетителей нашей прошлой вечеринки, который дрался подушками и очень эмоционально об этом рассказывал.
— Я подумал, что мы не сможем выпускать целый журнал к каждой вечеринке, — торопливо принялся объяснять Жан. — А если сделать вот такие листки и продавать их совсем-совсем недорого…
— То их расхватают, а потом даже в виде мусора они сработают как реклама, — кивнул я. — А если сюда еще и рекламные блоки продавать, то это может оказаться куда более прибыльным делом.
— Блин, точно… — Жан выхватил у меня листок и провел по нему пальцами. — Вот тут нормально бы смотрелся квадратик с рекламой. И вот тут тоже…
«Летние дети! — мысленно усмехнулся я. — Для них пока что реклама не стала назойливой и липкой. Им пока что это все только в радость».
— Веееелиал! — надо мной нависла Наташа. — Ты опять слишком серьезный. Я волнуюсь!
— Все-все-все! — я вскочил с места. — Ты абсолютно права, моя королева. Это никуда не годится. Надо срочно сделать какую-нибудь глупость. Ни у кого запасных трусов с собой нет?
— Зачем тебе трусы? — подавившись смешком, спросила Света.
— А я их натурально надену на голову, — сказал я и скорчил рожу. — Может тогда Наташа перестанет переживать, что я слишком серьезный. А у тебя есть? Обещаю вернуть целыми, честно-честно!
— Пойдем уже на ринг, трусоголовый! — гордо вздернув подбородок, сказала Наташа.
Несмотря на семь сотен человек, вызвать первого желающего пройти под бамбуковой палочкой оказалось непросто. Публика радостно нам хлопала, смеялась нашим шуткам, осаждала бар, но смелых сходу не нашлось. Только после того, как мы с Наташей трижды показали пример, понижая планку. И только тогда наконец раздался долгожданный возглас одного из реднеков, которые и в прошлый раз отрывались на нашем ринге.
— Давайте я! — сказал мужик и поднял руку. — Чего скучные все такие? Ребятишки вам развлечения придумывают, а прижали пятые точки. Страшно что ли?
— Еее! — Наташа захлопала в ладоши. — Если никто больше не выйдет, мы вас объявим чемпионом и подарим приз!
— Точняк! — я пожал дядьке руку. — И наши прекрасные танцовщицы будут танцевать вокруг вас гавайские танцы, а остальные пусть вам завидуют.
— Эй, я тоже хочу! — подал голос из дальнего ряда патлатый парень со смутно знакомым лицом. В рок-клубе виделись.
— А приз какой? — спросила девушка из самых первых рядов.
— Хранитель приза у нас Макс, — я ткнул пальцем в сторону бара. — Можете догадаться, что именно там такое…
В качестве приза мы заготовили бутылку кубинского рома, которую Макс достал со своих антресолей. Из запасов его отца. И сообщил, что отец все равно ром не любит, так что без дела пылится. И коробка шоколадных конфет «Ассорти».
— Оооо! — публика радостно зашевелилась. К сцене начали проталкиваться желающие.
— Веееелиал! — сказала Наташа в микрофон, округлив глаза. — Так это получается, мы с тобой просто не сказали, что будет призом, вот они и тухлили тут все?
— Это все из-за того, что вы мне не дали трусы на голову надеть! — заявил я, выставив вперед палец. Публика радостно заржала.
Бельфегор снова заиграл свое рэгги, все по очереди принялись выгибаться и проходить под бамбуковой палкой.
«А ведь получается! — думал я, вглядываясь в лица. — В двадцать первом веке такое бы, возможно, уже не прокатило, но сейчас, черт возьми, они ведь счастливы!»
Они хлопают в такт музыке. Ахают, когда кто-то проходит под планкой. Улюлюкают, когда кто-то ее сбивает.
Наташа записывала мелом на доске имена участников. И стирала их оттуда, когда кто-то срезался. Тот самый первый реднек срезался на втором туре.
— Эх, колено дальше не сгибается, а так бы я вас сделал, щенки! — заявил он, пролезая под канатом нашего ринга.
— Стой, мужик, подожди! — заорал я. — Вернись-ка обратно сюда! Или даже нет, пойдем на сцену лучше!
Я как на буксире поволок нашего активиста к помосту. Мы забрались наверх и я повернулся к бару.
— Макс! — заорал я. — Эй там, у бара, разойдитесь, мне нужно чтобы бармен меня увидел!
Барная стойка освободилась.
— Макс, ты там как? — в микрофон спросил я.
Макс изобразил широкую лыбу и поднял палец вверх.
— Так, короче! Видишь этого парня? — спросил я, обнимая за плечи стоящего рядом со мной реднека. — Сделай ему свой фирменный. За мой счет!
— Да там сладкое наверное все, — начал отнекиваться реднек.
— Девушку угостишь, — сказал я. — А себе пиво возьми. Макс, ты слышишь?
Макс утвердительно кивнул и снова показал большой палец вверх.
Кажется, ко мне потихоньку начал приходить опыт, которого раньше не было. Если первый концерт здесь я вел по чистому наитию и стараясь подражать тому парню из омерзительного цирка, а публика воспринималась некоей аморфной массой. То сейчас все становилось как-то иначе. Как будто у меня начал развиваться локатор, угадывающий настроение толпы. Какое-то шестое чувство, которое подсказывало, когда пора прерывать соревнование, вызывать девчонок и включать музыку, чтобы все потанцевали. А когда надо возвращать народ к рингу, чтобы болели за своих фаворитов и продолжать гонять их под планкой.
— А хорошо… — сказала Наташа, вытягиваясь на скамейке, когда очередной тур чемпионата был закончен. — Совсем по-другому хорошо, чем тогда. Вроде
