соорудили несколько прилавков, между которыми на подстеленных под ноги кусках картона можно было отгородиться простыней и примерить покупку. Большая же часть ларьков была закрыта, павильоны стояли едва не заколоченными.
Я бродил по рынку, наблюдая за тем, что происходит, и не мог не отметить изменений в ассортименте. Какие-то странные товары появились, которых раньше не было, явно низкого качества. Видимо, привезли из других стран, из Турции какой-нибудь или Китая. Цены удивляли, всё сильно подорожало.
Если раньше я считал свою семью достаточно обеспеченной, то теперь, даже сложив зарплаты отца и матери, вряд ли будет возможно прокормить четверых. И ведь это наверняка только начало, и дальше цены будут только расти!
Несмотря на подскочившие цены, народа на рынке хватало, в некоторых местах было и вовсе не протолкнуться. Но особенно много людей сгруппировались вокруг столика, за которым сидел напёрсточник, ловко катающий шарики тремя стаканами. Люди делали ставки, кто-то угадывал, кто-то нет. Однако, судя по лицу ловкача, в накладе он не оставался. И никто его не прогонял — это удивляло больше всего.
Впрочем, чему я удивлялся? По рынку ходили серьёзно выглядящие ребята в кожаных куртках, присматривающие за порядком, и напёрсточник им явно отстёгивал часть своего навара. При этом дежурный полицейский безвылазно сидел в своей будке, и никак не вмешивался в происходящее. Казалось, он сам боялся выйти наружу, настолько испуганным выглядел.
И всё это случилось за какой-то месяц. Крупный промышленный город, сердце Урала, превратился в это. А что происходит в маленьких городках? Эта деградация ведь сейчас по всей Российской Империи происходит! Не один Екатеринбург такой особенный, не мог мой город так опуститься, если бы была хоть какая-то надежда. Впрочем…
В Новосибирске таких явных изменений я не заметил. Понятно, что отель «Интерконтиненталь» и салон свадебных платьев не те места, где бросается в глаза обнищание масс. Но я три раза был на вокзале — когда оставлял вещи в камере хранения, когда их забирал и когда отправлялся домой. И ничего из ряда вон выходящего я не заметил. Да, один раз мои мысли были заняты предстоящим свиданием, другой — ожиданием скорой встречи с родными. И сравнивать было не с чем — я не видел Новосибирска месяц назад. Но как ни крути, там явного, бросающегося в глаза бардака на улицах было меньше. Намного меньше.
И как же мне были знакомы все эти изменения, просто невероятно знакомы. Я всё это уже видел, я это уже один раз пережил. Очень не хотелось переживать это заново, но, похоже, альтернативы у меня не имелось. Однако у меня был опыт, на который я очень рассчитывал. Он должен был помочь.
Я смотрел по сторонам, и до полного ощущения дежавю, не хватало только доносящейся из каждого киоска песни про осень, напоминающей всем, что это такое. Вот прямо не хватало её для полного комплекта. У меня даже возникла идея вспомнить аккорды, текст и записать эту песню, раз её в этом мире ещё не было. Озолочусь, блин, на одной только ротации по радио.
От этой мысли я едва не рассмеялся.
Вот только я никогда не был музыкантом. И какие там за аккорды, понятия не имею, кроме того, и медведь мне на ухо наступил. Я даже напеть не смогу талантливым ребятам, чтобы аранжировку сделали. Поэтому стоило поискать другие способы разбогатеть.
Но что-то делать надо однозначно — это я уже понял. Страшно представить, какие испытания выпадут моим родителям и особенно сестре — я прекрасно помнил, сколько молодых ребят не пережили девяностые, сколько судеб было сломано. Да, за семью я теперь переживал намного больше, чем за себя. У меня был опыт одних девяностых и, можно сказать, прививка ко вторым, а они жили в благополучной Российской Империи, и вряд ли готовы к подобному повороту истории.
Значит, я должен сделать всё, чтобы они прошли через этот период без потерь. А желательно, ещё и в прибыли остались. Надо только выбрать, как всё правильно сделать, но я же здесь не на один день, так что что-нибудь придумаю.
Я обязан придумать.
В прошлом я организовывал разный бизнес. Что-то приносило доход лишь временно, что-то осталось со мной до самого конца. Конечно, о торговле на бирже и открытии брокерских контор здесь ещё очень далеко — не тот уровень технического развития, но открыть, например, автомойку я бы точно смог.
Автомобилей в городе полно, чистящие средства можно в той же Турции закупать или Китае. А уж найти работников, готовых за денежку малую натирать чужие машины, и вовсе вскоре станет не проблема. От школьников до студентов. А если прибавить к этому шиномонтаж, то и слесарей нанимать будет можно, и это уже будут мужики толковые, а не пацаны с улицы.
Безусловно, эти девяностые, несмотря на внешнее разительное сходство, сильно будут отличаться от тех, что я когда-то пережил. Не будет того оголтелого раздела страны и её ресурсов между бывшими партийными работниками и чиновниками, превратившимися в олигархов. Здесь главные ресурсы и средства производства уже давно поделены между уважаемыми родами. Но передел будет. Его не может не быть. И, соответственно, будет разгул преступности.
И тут, словно в подтверждение моим мыслям, прямо передо мной на землю упал бумажник — довольно потрёпанный, явно не первый раз падает, даже кожа облупилась местами. Я смотрел на него несколько секунд, отказываясь верить в то, что глаза меня всё же не обманывают.
Кто бы вы ни были, вы это серьёзно?
У меня аж слеза умиления выступила — теперь я практически полностью вернулся во времена моей прошлой молодости, даже защемило что-то внутри. И тут же бумажник подхватил короткостриженый парнишка в кожаной куртке, ловко сунул в карман, а потом посмотрел на меня.
— Ты хотел поднять? — тихонько спросил он.
Я лишь
