сторонке…
И пошла дальше.
– Мой бедный старик, – сказал себе Люпен, удаляясь, – такие потрясения для нервного и чувствительного существа, как ты! Следи за сердцем, иначе… Да ладно, будет тебе, вот уже и глаза на мокром месте! Плохой знак, господин Люпен, ты стареешь.
Он ударил по плечу молодого человека, пересекавшего шоссе Мюэтт и направлявшегося к улице Винь. Молодой человек остановился и через несколько секунд сказал:
– Простите, сударь, но мне кажется, я не имею чести…
– Вам неверно кажется, дорогой господин Ледюк. Думаю, вас подводит память. Вспомните-ка Версаль… комнатку в отеле «Дёз Ампрёр»…
– Вы!
Молодой человек в ужасе отпрянул назад.
– Боже мой, ну да, я, князь Сернин, или, скорее, Люпен, поскольку вам известно мое настоящее имя! Неужели вы думали, что Люпен умер? Ах, да, понимаю – тюрьма… Вы надеялись… Гуляй, мальчик!
Он осторожно похлопал его по плечу.
– Послушайте, молодой человек, опомнитесь, у вас есть несколько отличных спокойных дней, чтобы писать стихи. Час еще не пробил. Пиши стихи, поэт!
Он с силой сжал его руку и сказал прямо в лицо:
– Однако час близок, поэт. Не забывай, что ты принадлежишь мне и душой, и телом. И готовься сыграть свою роль. Она будет трудной и прекрасной. Клянусь Богом, ты и вправду кажешься мне человеком такой роли!
Он расхохотался и сделал пируэт, оставив молодого человека оглушенным.
Чуть дальше, на углу улицы де ля Помп, находился винный погребок, о котором ему говорила госпожа Кессельбах. Он вошел туда и долго разговаривал с хозяином. Потом взял автомобиль и велел отвезти себя в «Гранд-отель», где он проживал под именем Андре Бони.
Там его ожидали братья Дудвиль.
Хоть и избалованный такого рода излияниями, Люпен, однако, получал удовольствие от знаков восхищения и преданности, какими осыпали его друзья.
– Объяснитесь, патрон!.. Что произошло? К вашим чудесам мы привыкли… но есть же все-таки пределы… Так, значит, вы свободны? И вы здесь, в центре Парижа, неузнаваемый.
– Сигару? – предложил Люпен.
– Спасибо… нет.
– Это ты напрасно, Дудвиль. Сигары вполне достойные. Я получил их от тонкого знатока, который горд быть моим другом.
– А можно узнать, кто это?
– Кайзер… Ладно, перестаньте изображать обалдевших кретинов и введите меня в курс дел, я не читал газет. Мой побег, какое впечатление произвел он на общественность?
– Ошеломляющее, патрон!
– Версия полиции?
– Ваше бегство будто бы имело место в Гарше во время воспроизведения обстоятельств убийства Альтенхайма. К несчастью, журналисты доказали, что это было невозможно.
– А дальше?
– Дальше – оторопь. Доискиваются, насмехаются, в общем, веселятся вовсю.
– Вебер?
– Вебер сильно скомпрометирован.
– А кроме этого, ничего нового в службах Уголовной полиции? Убийца так и не обнаружен? Никакого намека на возможность установить подлинную личность Альтенхайма?
– Нет.
– Просто поразительно! Подумать только, и мы платим миллионы в год, чтобы прокормить этих людей. Если и дальше так пойдет, я отказываюсь платить свои налоги. Возьми стул и перо, Дудвиль. Сегодня вечером отнесешь это письмо в «Гран Журналь». Давненько мир не получал от меня известий. Он, наверное, сгорает от нетерпения. Пиши:
Господин директор!
Прошу прощения у публики, законное нетерпение которой будет обмануто.
Я совершил побег из тюрьмы, и у меня нет возможности поведать, каким образом я сбежал. После побега я раскрыл тот знаменитый секрет, но точно так же не имею возможности рассказать, что это за секрет и как я его раскрыл.
Когда-нибудь все это станет предметом некоего оригинального повествования, которое на основании моих записей опубликует мой постоянный биограф. Это страница французской истории, которую наши внуки прочтут не без интереса.
А пока у меня есть дела поважнее. Возмущенный тем, в какие руки попали обязанности, которые я исполнял, устав констатировать, что дело Кессельбаха-Альтенхайма все на той же точке, я отстраняю от должности господина Вебера и вновь возвращаю себе почетный пост, который я с таким блеском и ко всеобщему удовлетворению занимал под именем господина Ленормана.
Арсен Люпен,
начальник Уголовной полиции
II
В восемь часов вечера Арсен Люпен и Дудвиль входили в модный ресторан «У Кайяра» – Люпен, затянутый во фрак, но с чересчур широкими брюками артиста и слабоватым узлом галстука, Дудвиль – в рединготе, с осанкой и важным видом судьи.
Они выбрали место в углублении, отделенном от большого зала двумя колоннами.
Заносчивый метрдотель с блокнотом в руках ожидал указаний. Люпен сделал заказ с кропотливостью и утонченностью завзятого гурмана.
– Конечно, – заметил он, – тюремная кухня была приемлема, и все-таки изысканная трапеза – это приятно.
Он ел с большим аппетитом и молча, лишь изредка произносил короткую фразу, которая указывала на последовательность его забот.
– Разумеется, все образуется… но будет трудно… Какой противник!.. Больше всего меня поражает то, что после шести месяцев борьбы я даже не знаю, чего он хочет!.. Главный сообщник мертв, мы почти достигли конца баталии, и однако я не стал яснее разбираться в его игре… К чему он стремится, несчастный?.. Мой-то план ясен: завладеть великим герцогством, посадить на трон великого герцога, которого я придумал, дать ему в супруги Женевьеву… и править. Все это прозрачно, по чести, без жульничества. Но он, гнусный персонаж, этот злой дух тьмы, какой цели он хочет достигнуть? Официант! – позвал Люпен.
Подошел метрдотель.
– Господин желает?..
– Сигары.
Метрдотель вернулся с несколькими коробками.
– Что вы мне посоветуете? – спросил Люпен.
– Вот великолепные “Upmann”.
Люпен предложил одну сигару Дудвилю, другую взял себе и обрезал.
Метрдотель зажег спичку и поднес ее.
Люпен проворно схватил его за руку.
– Ни слова… Я тебя знаю… Твое настоящее имя – Доминик Лека…
Мужчина, крупный и сильный, хотел высвободиться, но чуть не вскрикнул от боли. Люпен вывернул ему руку.
– Тебя зовут Доминик… ты живешь на улице де ла Помп, на пятом этаже, где укрылся с маленьким состоянием, приобретенным на службе – да слушай же, болван, или я сломаю тебе кости, – приобретенным на службе у барона Альтенхайма, у которого ты был метрдотелем.
Тот застыл, смертельно побледнев от страха.
Вокруг них в маленьком зале было пусто. Рядом, в ресторане, трое господ курили, и две пары беседовали, пробуя ликеры.
– Видишь, нас никто не побеспокоит… можно поболтать.
– Кто вы? Кто вы?
– Ты меня не припоминаешь? Вспомни-ка тот знаменитый обед на улице вилла Дюпон… Это ты, старый холуй, подал мне тарелку с кексами… и какими кексами!..
– Князь… князь… – пробормотал тот.
– Ну да, князь Арсен, князь Люпен собственной персоной… А-а! А-а! Ты вздохнул с облегчением… Ты говоришь себе, что тебе нечего бояться Люпена, так ведь? Ошибаешься, старик,
