«Левой попасть не получится», – сообразила Марьяна.
Она тяжело дышала. Монстр, казалось, развлекался с ней. Его красные глаза смотрели на нее, не мигая. Во тьме пещеры они казались горящими угольками.
«Он не хочет убивать меня сразу. Играет, как кошка с мышью», – поняла Филимонова.
По мере того как девушка теряла кровь, уходили и ее силы.
«Надо выстрелить. Он не может знать, что такое пистолет. Это будет для него неожиданностью», – думала агент Европола.
Но ее ладонь отчаянно дрожала. Пистолет буквально прыгал в руке. Барионикс сделал еще один выпад. Страшный коготь пронзил вторую руку Марьяны. Пистолет выпал и отлетел в сторону. Филимонова закричала. Боль была страшная. Кровь потекла из второй руки.
«Все, – поняла девушка, – мне с ним не справиться».
Она жалела, что упустила свой шанс и не выстрелила в барионикса, когда это было еще возможно. Теперь же динозавр фактически лишил ее обеих рук. Кровь вытекала толчками. Одежда Филимоновой быстро пропитывалась ею.
«Еще несколько минут, и я умру», – поняла Филимонова.
Он посмотрела в красные глаза-угольки. Чудовище, казалось, смеялось. Марьяна бросилась в сторону и упала на пол. Барионикс метнулся за ней и снова ударил когтем, но на этот раз острие прошло мимо, громко царапнув по известняку. Агент Европола нащупала пистолет. Она дважды выстрелила наобум, пытаясь попасть в красные глаза.
Обе пули прошли мимо. Одна ударилась в стену пещеры за спиной динозавра. Вторая звякнула о потолок, попала в барионикса рикошетом, но не смогла нанести ему никакого вреда.
Поняв, что проиграла, девушка закрыла глаза и приготовилась к смерти. Агент ноль двадцать два больше не сопротивлялась.
Профессор Слюнько лежал на койке. К его ногам был привязан груз. На шее был толстый белый воротник, прикрепленный к спинке кровати. Таким образом Игоря Георгиевича растягивали в разные стороны, выпрямляя позвоночник. Лицо профессора было белым. Чувствовал он себя неважно. Единственное, что его согревало в этой ситуации, так это то, что они таки смогли доставить Бубнова в больницу.
– Мы спасли его? Спасли? – спросил Слюнько.
Под глазами Игоря Георгиевича залегли синие тени.
– Да, – честно ответил Манусевич. – Он жив и здоров.
– Ух, прямо от сердца отлегло, – проговорил профессор. – Теперь я могу умереть спокойно.
Слюнько снова привиделся дом, женщина и щекастый малыш. Усилием воли он отогнал это видение. Миша между тем сглотнул комок, стоявший в горле.
– Не надо умирать, – сказал физик профессору, собираясь с духом. – Бубнову ничто не угрожало. Ваш аспирант был абсолютно здоров. Он просто симулянт!
Игорь Георгиевич молчал. Профессор смотрел на Манусевича страшными ввалившимися глазами и, казалось, не понимал, что тот ему сказал.
– Не может быть, – наконец ответил профессор, – вы что-то путаете. Я знаю Диму много лет. Он не мог так поступить!
Миша молчал. И это молчание лучше всех слов свидетельствовало о том, что сказанное им не является неудачной шуткой.
– И что, – переспросил Слюнько страшным шепотом, – когда мы несли его, надрываясь, под дождем, он был здоров? У него не было приступа аппендицита?
– Абсолютно, – кивнул Манусевич, – он просто водил нас за нос. Я так понимаю, что он сделал это, во-первых, потому, что хотел вернуться в Москву, а во-вторых, потому, что не хотел напрягаться и держать полиэтилен над капотом машины. Он лентяй и эгоист! Скажите, не было ли у него раньше стремления поступать таким же образом? То есть не появлялись ли у вашего Бубнова внезапные болезни при малейшей необходимости напрячься и помочь кому-то?
Профессор закрыл лицо руками.
– Было такое, – сказал он, – но я верил ему. У него часто болела голова, например. То есть он говорил, что она болит, и я всегда тут же отпускал его домой. Жалел.
– Вы пригрели на груди змею, – вздохнул Миша. – К сожалению.
Слюнько молчал. За окном ветер трепал цветущие магнолии. Небо было свежим и голубым. Но Игорь Георгиевич ничего не видел. Он был ошарашен поступком аспиранта, которого в глубине души считал почти своим сыном.
– Где Леша и Алена? Как они? – наконец спросил Игорь Георгиевич, убирая руки от лица.
– Леша в реанимации, а Алена пропала, – ответил физик. – Я сейчас поеду к нашему генетику, расскажу ему правду, а потом буду искать Алену. Ее забрал почтовый фургон, и с тех по о ней ни слуху ни духу.
Манусевич с трудом сглотнул. Мысль об Алене была невыносимой.
– Я убью его, – сказал профессор, глядя в потолок, – он невероятная, просто чудовищная гнида. Раздавлю, как клопа!
– Думаю, будет достаточно его уволить по статье, – сказал Миша. – Грех убийства на душу лучше не брать. Тем более что мне совершенно не хочется пачкать об этого урода свои руки. Хотя морду я бы ему набил.
Манусевич встал, развернулся и пошел к выходу.
– Миша! – позвал его Слюнько. – У меня к тебе личная просьба.
– Да? – серьезно кивнул физик.
– Когда будешь его бить, позови меня, – сказал профессор и закрыл ввалившиеся глаза. Игорь Георгиевич был убит новостями наповал.
Ева, Бадмаев, Виктория и Колбасова пробирались по низкому коридору.
– Даже непонятно, на кого они рассчитывали, делая такую низкую галерею, – негромко возмущалась Анастасия Геннадиевна.
Впрочем, путешествие оказалось недолгим. Довольно быстро четверка добралась до того места, где ранее была тяжелая каменная дверь. На этот раз преграды не было. Провод продолжал виться по потолку, но теперь у них имелся план, на котором было нанесено местоположение логова Иванова. За проводом можно было не следить. Путники вышли в небольшую комнату, откуда наверх вели две выбитые в скале лестницы.
– Ну, куда нам – на юг или на север? – спросил Юрий, глядя на ступеньки, выбитые в сплошном монолите.
– Если пойти налево, то мы вскоре придем в комнату, где завхоз прятал яйцо, – пояснила Ершова, разглядывая план, – а если направо, то там только какие-то длинные коридоры… Видимо, выход наружу.
Девушка задумалась.
– Налево пойдешь – коня потеряешь, направо пойдешь – голову сложишь, – засмеялась Колбасова.
В этот момент они услышали два глухих выстрела.
– Что это? – насторожилась Сушко. – Кто стрелял?
– Сюда должен был прибыть спецназ, – сказала Ева, – может, это мои коллеги?
Где-то недалеко послышалась какая-то возня и топот.
– Кто это может так топать? – округлила глаза Анастасия Геннадиевна. – Прямо-таки стены вздрагивают. Кто-то крупный!
Виктория, Бадмаев и Ева переглянулись.
– Барионикс? – тихо спросила Сушко. – Он вывелся?
