class="p1">Я обещала не говорить о вороне. Я не обещала не обдумывать его спасение.
Пока мы путешествуем по темным коридорам, в голове начинает созревать план. Не существует такой глубины, на которую не способен опуститься змей. Кроме того, им не опасно ни железо, ни обсидиан.
Ты умеешь общаться со змеями, Лор?
Нет. Только шаббины умеют.
Как?
Посылают в головы созданий видения.
Прекрасно.
Он немного отклоняется, но вскоре возвращается на прежнюю траекторию.
Что прекрасно?
Не могу сказать до рассвета. Не хочу, чтобы меня обвиняли в нарушении обещания.
Он рычит мое имя.
Эй, ты сам предложил не обсуждать спасательную операцию.
Лор замедляется, скользя по волнам свежего воздуха, омывающего гигантские коридоры.
Несколько дней назад Рид отправился в Шаббе, чтобы обсудить этот вопрос с Прией, однако мой ворон по-прежнему лежит на том же самом месте, куда упал. – После продолжительного молчания он добавляет: – Боюсь, поездка оказалась напрасной.
Не совсем напрасной. В конце концов, в Шаббе живет женщина, которой он подарил камень любви. Узнала ли его мама или же ее сознание все так же погружено в сумрак, наполненный страхом и тревогой?
Может, видения исчезают, когда маресерпенс пересекают барьер?
Они помогли поднять со дна галеон, на котором я был заперт, так что нет, видения не исчезают. Единственное объяснение, которое приходит в голову, это то, что я упал туда, куда не способны добраться даже змеи.
В какую-нибудь узкую щель?
Да.
Его вороны по отдельности довольно маленькие, как и мои руки. Лор, должно быть, больше не слушает мои мысли, поскольку от него не слышно возражений.
Я не возражаю, потому что ты дала мне клятву. Клятву не покидать меня. Или ты уже позабыла?
Поклялась, поклялась. – Я вздыхаю. – В таком случае тебе просто придется нырнуть со мной, и чтобы твой ворон мне помогал, как в старые добрые времена. Ты был отличной палочкой-выручалочкой.
Он не отвечает, пока мы не подлетаем к двери его спальни и он не превращается из перьев в тень.
Палочкой-выручалочкой? – Его голос звучит плавно, словно часть моего позитива наконец пробилась сквозь его негатив. – Я предпочитаю термин «советчик». Или «зачинатель».
Я не сомневаюсь, – усмехаюсь я. – В конце концов, у тебя довольно раздутое эго, Морргот.
Его тени окутывают меня мягкостью, вызывая мурашки.
Морриган! Каким серым был мир без тебя, птичка.
Горло сдавливает, а глаза наполняются слезами. Нет, нельзя плакать. Опять. Как у меня вообще остались слезы после этого бесконечного дня? Когда я протягиваю руку, чтобы погладить своего короля в форме грозовой тучи, он поднимает меня на призрачные руки и поворачивает дверную ручку.
Я ахаю.
Ты можешь меня нести!
Дверь с лязгом захлопывается.
Увидишь, что еще я могу делать в этой форме.
Глава 46
В купальне Лора меня ждет наполненная водой ванна. При виде поднимающихся от воды клубов пара с губ срывается нетерпеливый стон. Я не мылась с самого ритуала освобождения. Воспоминание портит мое воодушевление.
Как бы мне хотелось стереть из памяти события последнего месяца! Забыть, что меня похитили и связали узами с монстром. Отбросить воспоминание об убийстве хорошего человека и провальной попытке убить плохого. Однако разум, увы, так не работает.
Нельзя выбрать, какие воспоминания сохранить, а какие выбросить. Хорошее и плохое остается в сознании, существуя бок о бок, подобно разным сословиям.
Тем не менее, хоть мой разум и не королевство, в Люче, населенном только остроухими фейри, было бы ужасно скучно жить. Именно разнообразие делает наш мир таким особенным. Красота есть даже в самых темных уголках человечества, как есть и драгоценные моменты в сточной канаве моих кошмаров. Мне нужно только выудить их из грязи и поднять к свету.
Пока Лор создает железный коготь, скользит им по моему ужасному платью и затвердевший от соли шелк спадает с покрытого синяками тела, я замечаю несколько лучей, освещающих мою обсидиановую тьму: встреча с шаббинской бабушкой, обретение силы, близкое знакомство с Юстусом Росси, цитрусовые дольки, которые мне подсовывал Катон, несмотря на приказ морить меня голодом, правда о маме. Этим воспоминаниям, как бы мало их не было, я даю пространство, шлифую их до тех пор, пока они не затмевают те, которые я хочу забыть.
Лор раздевает меня без слов и без спешки, разрезая завязки корсета, прежде чем стянуть нижнее белье. Его прохладный дым скользит по коже подобно ароматическому маслу.
Когда я полностью обнажена, уходит напряжение, словно меня избавили от доспехов, а не от скудной одежды. Я чувствую себя свободнее и легче, как парус, подхваченный ветром, как корабль, рассекающий спокойные воды.
Марш в ванну, кораблик, – мурчит Лор. Призрачная рука обвивает мою, подтягивая к огромной круглой, испускающей пар ванне.
Я приподнимаю бровь.
Кораблик?
Змееныш?
Я улыбаюсь.
Предпочтитаю Биокин. – Поднявшись по четырем ступенькам, ведущим в высокую каменную ванну, я опускаю в нее одну ногу и не сдерживаю стона. – Но мне любопытно, как на вороньем сказать «змей»?
Сифаир.
– Сифаир, – произношу я вслух, тем самым помогая слову отпечататься в памяти. – Хочешь узнать кое-что крайне клевое? – спрашиваю я, погружаясь в ванну.
Клевое?
Крутецкое.
Я хочу узнать обо всем клевом, – отвечает Лор, рассеиваясь и объединяясь с паром.
Едва я оказалась рядом с Мериам, еще до того, как она освободила мою магию, ко мне пришло знание шаббинского языка.
Прямо перед моим лицом появляются золотые глаза Лора. Я ожидаю увидеть в них восторг, однако совсем не эти эмоции исходят от короля воронов.
Что? – Я закрываю глаза и откидываю голову назад, пока не погружаюсь в воду полностью, за исключением носа, рта и глаз.
До того, как она освободила твою магию?
Да. Я вошла в хранилище и – бац! – сразу ее поняла. Даже не сообразила сразу, что она говорит на шаббинском. – Лор так долго молчит, что я поднимаю веки и вытягиваю шею. – Я думала, ты удивишься, но по-хорошему, а не… – Я передергиваю плечом, – не по-угрюмому.
Я крайне рад за тебя, Фэллон.
Что-то не слышу радости в голосе.
Он зачерпывает жидкое мыло и растирает между ладонями, пока не появляется пена, перламутровая на фоне его теней. Он проводит пальцами по моим влажным волосам, разминает кожу головы. Я почти забыла, какими божественными могут быть его прикосновения.
Промыв волосы, он опускает мою голову обратно в теплую воду и массирует, срывая с губ новые стоны.
Прости мое отсутствие энтузиазма, Биокин, но я не могу не задуматься, почему ты вдруг свободно заговорила на шаббинском,