и вот почему они нуждались во мне. Старейшина жаждал вернуться и вновь обрести форму. Только хозяин лампы мог взывать к нему с помощью кольца. И повелитель джиннов терпеливо ждал подходящего момента. Но кроме старейшины там находились и другие души. Правители древности. И они протягивали ко мне руки в немой мольбе. И везде, куда бы я ни посмотрела, я видела пустые глазницы. Потерянные души звали меня.
– Мириада, пора, – сказала Лотарна.
Мириада начала распутывать лампу, но предусмотрительно держала ее пока через ткань. И вот, когда лампа показалась, я снова ощутила жар пустыни. Но в этот раз появилось что-то еще. Лампа искала кого-то по ту сторону врат. Я чувствовала руки, пытавшиеся преодолеть преграду. Кольцо Амелиуса начало нагреваться. Я попыталась его сбросить, но безуспешно. Цепочка извивалась, как змея, и мне не удавалось за нее ухватиться. Я задыхалась. Но больше всего пугало то, что меня влекло к вратам. Я не могла с этим ничего поделать. Лишь видела, как меня утягивает в Хаос.
Глава 50
– НАДЕНЬ КОЛЬЦО, – СКАЗАЛА Лотарна Мириаде, видя, что происходит со мной. – Пока еще не все потеряно.
Я подумала, что это моя единственная возможность, и надела кольцо старейшины себе на палец, отчего вокруг меня образовался кокон из мельчайших полупрозрачных песчинок. Под лампой еще остался небольшой кусок ткани, который Мириада не решалась убрать. Сестра сняла браслет со своей руки, и я увидела в ее глазах смесь гнева и ужаса – она сообразила, что кольца старейшины у нее больше нет. Лотарна тоже все поняла, и ее лицо, изувеченное черными лентами, исказила дикая ярость. Она ринулась ко мне, пока остальные джинны стояли в нерешительности. Но даже королева не могла пробиться сквозь разделявшую нас преграду.
Она в бешенстве смотрела на меня кроваво-красными глазами, черные ленты на руках превратились в живых змей. Лотарна искала брешь, но не находила ее. Зная, что королева не в силах подойти ко мне, я ждала, чтó она предпримет дальше. Меня все сильнее тянуло к вратам, чему даже с кольцом было невыносимо тяжело сопротивляться. И опять тот же голос, некогда твердивший «самозванка», вновь и вновь взывал ко мне, но Лотарна сейчас интересовала меня больше.
– А что насчет твоей матери? – спросила королева вкрадчиво, оставляя попытки преодолеть песчаную завесу.
– Сомневаюсь, что ее можно вернуть, – холодно ответила я.
– Ее, возможно, и нет, но короля Мнемния я вернуть смогу.
Я задумалась над словами, хотя было очевидно – отчаяние сподвигло ее на переговоры со мной. А значит, она направит все усилия на то, чтобы извлечь для себя выгоду из сложившейся ситуации.
– Все еще можно решить, – сказала королева, и голос ее дрогнул. – Возьми лампу.
К нам подошла Мириада, и Лотарна вырвала у нее из рук лампу, держа ее за ткань, на которой та покоилась. Королева протянула реликвию мне с загоревшейся надеждой во взгляде. Теперь лампа находилась от меня на расстоянии вытянутой руки. Я знала, что могу ее взять. Но также была уверена: если возьму, то и старейшина, и Амелиус вернутся. Лампа взывала ко мне. Я чувствовала ту власть, которой способна была обладать, стоит только протянуть руку.
– Врата не закроются, пока через них не пройдут, – прервала мои размышления Лотарна. – У тебя нет выбора, призови старейшину, пока есть время.
– Слишком поздно, – ответила я, с трудом отводя взгляд от лампы.
И хотя Хаос все еще не отпускал старейшину, его голос с легкостью преодолевал границу миров, взывая к своему народу. Джинны склонились в подобии поклона, приветствуя своего владыку. Песчаный кокон вокруг меня начал распутываться, освобождая дорогу в бездну. Со всех сторон джинны протягивали ко мне руки то ли в мольбе, то ли в предостережении.
Я чувствовала обжигающее дыхание Хаоса. Что-то тянуло меня на ту сторону, за грань известных мне миров. Хаос звал меня. Прямо на глазах мои руки стали покрываться черными письменами, которые отдаленно напоминали орнаменты во дворце джиннов. По моему лицу текли кровавые слезы. Врата Хаоса отверзлись. Путь назад был отрезан. Единственное, что мне оставалось, – отправиться навстречу неизвестности. Сделать шаг, и все…
– Ты не сможешь вернуться без лампы! – воскликнула Лотарна.
– Кажется, мне придется отправиться той же дорогой, что и ты выбрала когда-то.
– Нет… – только и успела прошептать королева. Зал заполнил смех старейшины.
Дикий, неистовый хохот разносился повсюду, такой же скрипучий, как смех джиннов, но намного более властный. Владыка пытался обрести форму в мире живых. Но пока клубы дыма только опутывали черные ленты. Он искал пристанище в этом мире. Что-то, за что можно зацепиться и не оказаться ввергнутым обратно в небытие. Кольца и старейшины, и Амелиуса были у меня, поэтому владыка джиннов стремился ко мне, но только вот лампу держала королева. И воля лампы мешала старейшине приблизиться. Цепочка с кольцом Амелиуса обжигала шею и душила меня. Я пыталась от нее избавиться, но не получалось. Чем ближе меня притягивали врата, тем меньше становилось расстояние между мной и старейшиной. Он пытался приблизиться ко мне, но лампа влекла его обратно. Его попытки становились более отчаянными, но воля лампы превосходила старания. Старейшину тянуло в ее сторону. С диким воем и скрежетом он сопротивлялся, не желая вновь становиться рабом чужих желаний.
– Я освободил тебя, – взывал он ко мне скрипучим голосом. – И это твоя благодарность? Я привел тебя в замок, показал дорогу к величайшей реликвии…
Он продолжал стенать, но я ни испытывала к нему ни сострадания, ни почтения, в отличие от присутствовавших джиннов. Они хотели помочь своему повелителю, но не знали как и яростно шелестели от осознания своего бессилия. Некоторые из них пытались добраться до меня. Их грозный вид давал понять, что они не станут церемониться со мной. Особенным рвением выделялась Лотарна. Она искала способ пробраться сквозь песчаную преграду к вратам, но у нее ничего не выходило. Я видела смесь презрения и ненависти на ее лице, она что-то кричала, но я не разбирала слов. Они сливались в один визжащий звук, не имевший для меня никакого смысла. Королева пыталась кинуть лампу мне, но та упорно оставалась в ее руках. Отвращение – вот как я могла бы описать чувство, которое вызывали старейшина, и Лотарна, и даже остальные джинны.
Я знала: старейшина чувствовал присутствие перстня Амелиуса, необходимого для нового воплощения. И оно бы состоялось, если бы Мириада умудрилась заполучить мою лампу и сохранить свое кольцо. А теперь владыка джиннов метался между мной и Лотарной, которая все еще протягивала мне лампу, продолжая надеяться на то, что я примкну к ним.
Души взывали ко мне из Хаоса, а я все еще находилась на границе миров. Их крики становились громче и отчаяннее. Они хотели вырваться. Вернуться в мир людей. Но их никто не призывал. Даже старейшина, возвращения которого так хотели джинны, не находил пристанища в мире живых. Мне казалось, он мог вернуться в лампу и так избавить себя от вечного заключения в Хаосе. Но, видимо, владыка не желал менять одну темницу на другую.
Меня утягивало в глубины Хаоса по ту сторону открывшихся врат. Оттуда неупокоенные души пытались забрать и меня, и старейшину. Теперь ему приходилось бороться не только с лампой, но и с зовом Хаоса. А власть последнего была сильнее. Черные ленты, струившиеся вокруг старейшины, распутывались и тянулись змейками обратно в небытие. Старейшину притягивало все ближе к вратам, а остальные джинны не могли к нему приблизиться, как ни пытались. Он больше не смеялся. Лишь вой джиннов разносился повсюду, напоминая мне вой джикуяров. В нем были ярость и безысходность одновременно.
– Самозванка, – хрипло прошелестел старейшина, пытаясь удержаться на границе миров. – Ты не обманешь меня. Я знаю, кто ты на самом деле.
Но что бы он обо мне ни знал, это не помогло ему воплотиться в мире людей. Старейшина уже почти скрылся за вратами, не в силах противостоять сразу и воле лампы, и неупокоенным душам без своего кольца. Я сделала еще одну попытку освободиться и вцепилась в пылавший перстень Амелиуса. Наконец мне удалось сорвать цепочку с шеи. Оно с грохотом упало. И сразу же я почувствовала облегчение, хотя боль от ожогов никуда не делась. Снова я могла нормально дышать.
Меня кто-то звал. Я слышала свое имя, повторяемое снова и снова. Голос был знакомый, но я не могла понять, кто это. Воспоминания мешались у меня в голове, превращаясь в бессмысленную кашу из обрывков жизни. Теперь она казалась мне чуждой.
