произнес Нираф. – Я хозяин кабака, но никак не воин.
– Все в порядке, – Каз помог ему подняться и, бегло осмотрев покрасневшее место на лбу, где, очевидно, скоро появится огромная шишка, заверил: – Твоему героизму нет равных. Однако это Рази, наша подруга и спутница. На ее пути не нужно становиться, хоть она бывает пугающе груба. Но нам сейчас понадобится твоя помощь именно как хозяина кабака. Нужно привести ее в чувство, перевязать раны и, конечно, сытно накормить.
– Я понял, – в глазах Нирафа все еще немного двоилось. – Огромный омлет с помидорами и беконом подойдет? А бинты, ветошь, мазь, таз с водой и сменную одежду я сейчас принесу. Мой дядюшка был широк в кости, так что, думаю, его рубашки должны подойти вашей подруге.
* * *
Рази открыла глаза, когда Али уже заканчивала обрабатывать ее раны. Грубо отказавшись от дальнейшей помощи, тюремщица сама наскоро промыла оставшиеся ссадины и накрепко затянула бинтом поврежденное предплечье. Кровь наконец остановилась.
Богатырша скинула изрезанный кожаный мундир и принялась расстегивать некогда белую рубашку, которая сейчас стала почти полностью бурой. Было видно, насколько сыра и тяжела ткань от того количества крови, что она впитала. Каз, неловко кашлянув, спешно вышел из комнаты и закрыл дверь. Али хотела было отвернуться, но завороженно уставилась на оголившуюся широкую спину, всю в рыхлых крупных шрамах, словно наскоро залатанное одеяло.
– Смотришь на художественную роспись по ко же? – хмыкнув, спросила Рази, почувствовав пристальный взгляд.
– Я не хотела обидеть, – смущенно проговорила Али, пока тюремщица накидывала на свои мощные плечи новую рубашку, на этот раз не белую офицерскую – она пришла в негодность, – а оставшуюся от дядюшки Нирафа: ворсистую, плотную, серо-земляного цвета, с протертыми локтями.
– Мягкая, – прокомментировала Рази свои ощущения от новой одежды. – Ты и не обидела. Шрамы – всего лишь шрамы. В них нет ничего ни зазорного, ни героического – вообще ничего: просто рубцы на коже. Последствия принятых решений, невезения и нерасторопности. Рассказать?
Али интенсивно закивала, ожидая эпоса о небывалом сражении. Тюремщица, прилаживая и застегивая свои портупеи и вновь начиняя их оружием, начала свой рассказ:
– Прикрыла Даркалиона от взрыва в замке, когда тот был совсем щеглом, – и сразу закончила: – Пятьдесят три каменных осколка вытащили. Вот.
– То есть благодаря твоей доблести нас сейчас и преследует вся армия королевства? – уточнила после небольшого молчания Али.
– Именно.
– Но почему ты спасла это чудовище?
– Во-первых, тогда он был не чудовищем, а просто маленьким нежным мальчишкой, которого либо не замечали, либо шпыняли. Кстати, не думаю, что и сейчас что-то изменилось. А во-вторых, он был сыном человека, которому я служила. Не думаю, что из-за разборок взрослых дети должны погибать от взрывов или под завалами. А сейчас, – Рази затянула последний ремень, – я чувствую такой невыносимый запах жареного бекона, идущий снизу, что, если мы немедленно не спустимся, я перестану себя контролировать.
Али примирительно показала ладони.
Омлет у Нирафа получился царский. Рази с аппетитом, помогая себе отломанной краюхой грубого хлеба, доедала уже третью порцию. Каз ограничился одной и сейчас пил клюквенный морс, пощипывая виноград. Он выглядел странно умиротворенным. А вот Али кусок в горло не лез. Она наконец громко отложила вилку, и все взгляды устремились на нее.
– Вот все не могу понять, – ядовито начала девушка, обращаясь к Рази, – как это у тебя так получается: сегодня рискуешь ради него жизнью, а завтра с легкостью предаешь, чтобы спасти из тюрьмы преступников, которые могут дать то, что тебе нужно?
Тюремщица перестала жевать и непонимающе уставилась на Али. Каз вздернул бровь.
– Ты о чем вообще? – уточнил он.
– Я о том, – продолжила Али, отвечая Казу, но все еще глядя на Рази, – что наша богатырша, оказывается, во время тех взрывов в замке, сделавших меня сиротой, спасла Даркалиона, когда он еще был принцем. А несколько дней назад сражалась с ним, вырезая нам путь на свободу. Но удивляет меня даже не это. А то, почему мы решили, что ей можно верить. Ведь совершенно очевидно, что каждый раз она будет выбирать либо сторону силы, либо сторону выгоды.
Рази аккуратно отложила приборы, утерла губы льняным полотенцем и чуть отодвинула от себя блюдо с недоеденным омлетом, блестящим от жира.
– Ты все правильно говоришь, – спокойно сказала женщина. – Сила и выгода – это то, исходя из чего я принимаю решения. Но это далеко не все. Есть еще верность. И то, что подсказывает сердце.
– Хороша верность! – Али стукнула кулаками по столу, чувствуя себя обманутой и злясь на себя за то, что проявила слабость и прониклась к Рази. – Огреть по затылку рукоятью!
Тюремщица пожала плечами.
– Я – солдат короля Фериса. Ему и была верна. Я не скрывала этого от вас. Юного принца я спасла, потому что не могла не спасти. Может быть, я не очень тонка в своих чувствах, но все, что говорю, – это чистая правда. Когда Даркалион стал королем, первое время он сидел на троне с регентом. И ему – регенту – мы, бывшие воины Фериса, и присягнули на верность. Шестилетнему мальчишке наши мечи были не нужны. И хоть армия и подчиняется ему, клятву солдаты давали советнику. Так и повелось. Поэтому я не предавала Даркалиона – невозможно предать того, с кем ты не связан словом. К тому же сейчас я к молодому королю не испытываю той же симпатии, какую испытывала на момент его пятилетия.
Щеки Али вспыхнули. На этот раз от стыда. Она накинулась на Рази, вновь пойдя на поводу у своей вечной подозрительности. Али так отвыкла чувствовать себя в безопасности, что любой враждебный шорох со стороны сразу воспринимался как необходимость занять оборону. И как же от этого устаешь. Она закрыла лицо руками.
– То есть ты хочешь сказать, что армия короля фактически состоит на службе у герцога Люксена? – вдруг спросил Каз, смотрящий, как всегда, в самую суть.
– Именно так, – неразборчиво сказала Рази, потому что вновь принялась за омлет.
– А почему Даркалион не вызывает у тебя прежней симпатии?
Али медленно отняла ладони от глаз.
– Он моментально попал под влияние Люксена и быстро изменился. В их глазах я вроде как была спасительницей наследника, но, несмотря на это, советник очень быстро отправил меня в катакомбы королевской тюрьмы, которые теперь пустовали, – считай что сослал. Вполне понятный жест, расставляющий акценты и приоритеты: было очевидно, что моя включенность в дела королевства и короля была больше не нужна. Большую часть времени я обучала новых гвардейцев. Их было так много в последние годы,
