и просят о дальнейших разговорах.
Но выходит все совсем по-другому. От одного старого друга я узнаю, что г-н Лангер из БНД попросил его организовать разговор со мной. Тема: Фолькер Ферч. Я, наверное не расслышал. Мужчина не только больше не на службе, но и уже давно открыто реабилитирован. Кто закручивает дальше болт, резьба на котором уже стерлась, и зачем? Я передаю через своего друга г-ну Лангеру, что если он от меня что-то хочет, он должен бы сам напрямую связываться со мной. Ничего не происходит. В конце января 1999 года мне снова звонит г-н Дитц. С меня уже окончательно хватит. Я отклоняю любой дальнейший контакт и обосновываю это следующим.
Наряду с непрофессиональной работой Лангера для меня существует еще и политическая причина. Координатор секретных служб в ведомстве Федерального канцлера Эрнст Урлау только недавно объявил, что об одинаковом обращении со шпионами Востока и Запада не может быть и речи. «Пока наши разведчики не будут реабилитированы, — говорю я, — совместной работы со службами ФРГ не будет».
При этом я немного думаю о г-же Вагнер и г-не Дитц, которые не несимпатичны моей жене и мне. Они вели себя вежливо, корректно, по-деловому, профессионально и закрыто, т. е. так как подобает. Встречи и договоренности они соблюдали в точности. Их порядочная позиция по отношению к бывшим сотрудникам Главного управления разведки казалась ненаигранной, как и их сожаление, что политика ФРГ после 1990 года действует лишь конфронтативно по отношению к бывшему Главку. В этом они видели причину того, что большинство принадлежавших к разведке, с которыми они искали встречи, отвергали всякий контакт. Я принимал это с удовлетворением к сведению.
Чтобы не потерять: Дитц и Вагнер действуют по вывеской «Бюро по услугам и консультациям» в Мюнхене.
В конце февраля 1999 года чиновник БНД Лангер снова звонит моему другу. Он передает мне приветы от своего президента Августа Ханнинга и просит о встрече. Чего он хочет? В мае мы встречаемся в квартире моего друга. Господин Лангер приводит с собой г-на Бокхольца. Оба работают в отделе безопасности БНД. Начинает Бокхольц, очевидно старший по рангу. Он дает понять, что уважаем и влиятелен не только в БНД. Оба агента радуются встрече, так как до этого я не только не говорил, но и не давал никакой информации. Все-таки после переворота прошло 10 лет, многое изменилось, также и в БНД под руководством нового президента Августа Ханнинга. Бывшие сотрудники разведки были интегрированы все же только в ФРГ и имели такие же права и обязанности как и все граждане. БНД с самого начала считала неправильным то, как политика обошлась с сотрудниками разведки ГДР. Этим были напрасно потрачены шансы. Только в политике думают иначе.
Я вижу это иначе. Я так понимаю свои гражданские обязанности: я вижу себя обязанным, будучи гражданином ФРГ, не вредить этому государству, но необязанным ему помогать. Я не состою в распоряжении БНД.
Оба чиновника согласны, что неправильно преследовать разведчиков в уголовном порядке. Они считают, что проблемы с разведчиками можно было бы решать лучше, если бы БНД была приобщена с самого начала. Оперативный баланс Главного управления разведки несомненно хорош, и его сотрудники работали явно профессионально. Их вывод — это ошибка, не использовать эту силу.
Я спрашиваю: «С какой целью Вы хотите использовать эту силу?». Они сразу же называют русскую разведку. Они хотят предотвратить опасность для БНД. Нападки секретных служб на другие учреждения в политике, промышленности, экономике и в обороне их не интересуют. Немного раздраженный я спрашиваю их: «Вы действительно верите, что бывший разведчик ГДР сегодня еще в состоянии узнать служебные тайны русской разведки? Когда-то очень тесные связи уже давно больше не существуют. Кроме того, вряд ли кто-то еще служит из старых знакомых». Люди БНД быстро идут на уступки. Даже просто знания русского менталитета были бы преимуществом, но у сотрудников БНД оно отсутствует.
Почти произнесенная просьба уговориться о новом разговоре дает понять: они еще не назвали свою настоящую цель. Если бы я по меньшей мере был готов отвечать на отдельные вопросы. Я теряю всякое желание и категорично и ясно говорю «нет». В завершение они просят о еще одной встрече осенью. Скоро они снова объявятся у моего друга. Но я окончательно отказываюсь все же не только по причине здоровья.
Я остаюсь здесь
В последние недели перед вступлением ГДР в ФРГ на нас растет давление выдать источники. Положения закона об одинаковом обращении с бывшими шпионами на Востоке и Западе больше никто не ждет.
Ответственные за это члены последнего Правительства ГДР Министр-президент де Мезьер, его заместитель и Министр внутренних дел доктор Дистель и проводивший переговоры Госсекретарь доктор Гюнтер Краузе едва ли еще интересуются нашим вопросом. Лишь они могли бы сказать, может это уже заранее обговоренная тайная игра?
СМИ почти едины в мнении, что разведчики, как и штатные сотрудники Главного управления разведки, должны быть преследуемы в уголовно-правовом порядке. Хотя называют только Маркуса Вольфа, я не верю, что суды оставят меня в покое. Без иллюзий я спрашиваю себя: должен ли я остаться здесь и нести ответственность или скрыться за границей?
Я работал в службе разведки, главном управлении Министерства безопасности ГДР, законном учреждении самостоятельного признанного содружеством народов государства 38 лет. В эти годы я выполнял исключительно задания разведслужбы. Я не совершал преступлений против человечества или каких-либо других наказуемых поступков. На моих руках и на руках моих сослуживцев и разведчиков крови нет Моя деятельность соответствовала Конституции и законам ГДР и также действующим международным обязательствам в рамках Варшавского Договора. Будучи офицером, я присягал конституции и законам моего государства. Я действовал как сознательно занимающийся политикой человек, чтобы обеспечить мир во время «холодной войны».
В последние 3,5 года Министерства безопасности я руководил службой разведки и нес ответственность за тысячи офицеров и внештатных сотрудников. И сейчас я должен оставить в беде этих людей, которые действовали в соответствии со своими идеалами и обязательствами. Хотя после ликвидации службы я не обладаю ни полномочиями, ни организаторскими возможностями, я хочу показать своей позицией пример, попытаться предотвратить вред. Я хочу воспользоваться своим влиянием, чтобы никто необдуманно или, не желая того, не навредил внутреннему миру.
Я твердо решил остаться здесь, отвечать за свою жизнь и предстать перед ответственностью. Я не добываю для себя и
