можно было ожидать всякого. Карюха могла пропасть с носилок так же, как сгинули волки. Философ непредсказуем. Почему он спас их? Или это его странная шутка, или очередная ловушка? На мгновение Малкину почудилось, что магия Философа вернула их на полчаса назад, на то место, где погибла Анька. Но это почудилось. Место было другое, трава не путалась в ногах, не обвивала лодыжки, запахи новые, без волчьего духа. Было противно осознавать, что они целиком находились во власти Философа. А так хотелось самим изменять ход событий. Прежде всего, Ванька вернулся бы в то утро, когда поехали на рыбалку, и даже еще раньше, в предыдущий день, чтобы напрочь выбросить из него состоявшуюся договоренность о рыбалке. Переиначить все. Уж лучше просто тупо без дела слоняться в парке у карусели, чем угодить в это звериное логово Свинпета с его перевернутыми жителями, домами и всемогущим Философом, которого никто из них в глаза не видел.
Голый Зад Свинпета полной мерой показал друзьям свою сторону жизни. Не расхлебаешь до смерти. Наелись до отвала. В данный момент они потерялись в темноте, не понимая, где находятся и куда идти. Лишь бы в другую сторону от этого одичалого города. Но где та другая сторона? Все молчком ждали Ванькиного решения. Хорошо пристроились, беззлобно подумал Малкин, как будто у него семь пядей во лбу, иди, разбери в темноте, в каком направлении топать. А может и не топать никуда, завалиться прямо тут в спячку. А утром видно будет. Утро есть утро, вечера мудренее, утром голова соображает лучше. Между тем вряд ли им сейчас удастся уснуть. Ведь сердца людей продолжали бешено гнать кровь по жилам, не отойдя от недавнего напряжения. Налитые мускулы не хотели расслабляться, и ноги беспорядочно утаптывали траву, требовали движения. Ванька, переминаясь, вздохнул, потом положил на плечо меч и шагнул наугад в темноту, как в пропасть. Купол темноты над головой незаметно разошелся, открывая реденькую россыпь тусклых звезд.
Глава шестая. Маги
Шли медленно не меньше часа, безмолвно пыхтели, спотыкались в темноте, глухо ворчали себе под нос, снова умолкали, слушая собственные шаги и монотонный шум травы под ногами. Вокруг ни крика ночной птицы, ни хлопанья крыльев, ни других ночных звуков, словно все вымерло. И блеклые звезды в небе все одинаковые, точно нарисованные одним карандашом. Миновали какие-то рвы, ручей, перелесок, вскарабкались по крутому склону на бугор и тут чуть не уткнулись носами в бревенчатую стену покосившегося сарая без крыши. Обошли вокруг, нашли дверной проем без двери. Дверь оторвана и прислонена рядом к стене. Сарай как сарай, довольно сносный, не сравнишь с теми разрушенными строениями, которые остались у людей-собак после налета дракона. Из прежней жизни припоминаются сараюшки куда хуже. По сей день помнятся их скелеты, торчащие удручающе. Первой мыслью было, уж не вернулись ли они к себе домой. Чем черт не шутит. Но если бы шутил черт, куда ни шло, а в Свинпете шутит Философ, и здесь совсем другая история. Внутри сарай был пуст. Да и какой это теперь сарай: ни крыши, ни дверей. Бывший сарай, вернее назвать, развалюха. Под ногами хлам какой-то, ступить нормально некуда, в темноте без огня ноги переломаешь, по бокам на ощупь грязные стены, а над головой – решето из десятка кривых досок. Даже пережидать до рассвета противно в таком бардаке. Пошарили по карманам, ни у кого не нашлось ни спичек, ни зажигалки. Растяпы, сморщился Раппопет, могли бы в свое время разжиться у Петьки. Хотел сплюнуть с досады, но вовремя остановил себя, плюй не плюй, спички не появятся. Катюха, в свою очередь, вспомнила про бардачок в машине, там у нее всегда лежала зажигалка, и вздохнула – нет больше ни машины, ни зажигалки. В конце концов, провались он пропадом, этот развалившийся сарай, совсем не место для ночлега, запахи старья и гнили ударили в нос, вдобавок стало давить странное ощущение дискомфорта, засосало под ложечкой. Вышли наружу, потоптались у дверного проема и пошаркали по траве за угол сарая.
Опустили носилки с Карюхой и вдоль стены расположились сами, подмяв собой густую траву. Звезды на небе заметно захирели, как перед рассветом, но тьма не только не отступила, а напротив, больше сгустилась, безжалостно пожирая их вялый свет. Звезды начали быстро пропадать, небо превращалось в тяжелую бездонно-черную массу. Время будто остановилось. Не спешило к рассвету. В полушаге ничего не видно, стена тьмы. Глаза друзей стали закрываться, люди начали клевать носами. Раппопет привалился плечом к бревну и что-то невнятно недовольно бормотал, поглаживая живот и склоняя голову набок. Темнота скрывала хмурую настороженность на лице, не показывала беспокойно дергавшиеся желваки и сжатые в линейку губы. Сашка притиснулась к стене спиной, вытянула вперед ноги, ладонями разгладила футболку, прислонила затылок к выступу бревна, и сомкнула веки. Лугатик улегся в траве, подложил под щеку руки и засопел раньше всех. Катюха разместилась рядом с Сашкой, подтянула колени, как любила делать, уткнулась в них лицом, уменьшилась. Малкин прижал к коленям меч, сдавил пальцами рукоять и сделал глубокий вдох. Мозг начал засыпать, мысль застопорилась и куда-то поплыла. И только Карюха на носилках безмятежно спала долгим, глубоким сном. Тишина ночи окутала всех, придавила тьмой, расслабила мышцы людей, унесла страхи и сознание. Люди сопели, похрапывали, вздрагивали и вновь проваливались в небытие. Пролетело не более часа. Володька чутко дернулся, будто кто-то пихнул его в бок. Ощутил на лице ползущего жука, смахнул рукой, повернулся на другой бок. Рука затекла и стала покалывать. Приподнял голову, прислушался, показалось, что послышалась музыка. Так раньше было дома по утрам, когда мать тихонько включала радио в кухне и под его мелодии кашеварила. Эти мелодии просачивались в комнату к Володьке и ненавязчиво заставляли просыпаться. Он открывал глаза, солнце через окно ослепляло и будило окончательно. И сейчас Володька распахнул веки, надеясь обнаружить, что лежит в своей постели, но кровати не было, и солнца не было, черной простыней над головой висела темнота, а музыка между тем откуда-то тихонько пробивалась. Не шелохнулся, чтобы не спугнуть странную, незнакомую мелодию. Она доносилась из-за стены, из сарая, во что совершенно не поверилось. Но любопытство взяло верх. Лугатик пошевелился. Музыка продолжала литься. Осторожно с опаской парень поднялся на ноги. Мягко ступая, подкрался к краю сарая и заглянул за угол. Из дверного проема наружу бил поток яркого света. Володька оторопел, не поверил собственным глазам, этого не могло быть; из дверного проема хлещет свет, а сквозь щели в стенах – ни одного лучика. Рванулся
