нужно, а?!» – задавала она вопрос ей, Алле, пытливо заглядывая в лицо – только не ври! Алла, хотя и сама была в легком шоке (ну не бывает таких мужчин!), неизменно повторяла, что Лешик ее любит страстно и потому творит для любимой все эти чудеса. «Он боится тебя потерять! Понимаешь?» – говорила Алла, а Ирина тихо, словно боясь спугнуть счастье, отвечала: «Это я его люблю, Алка, и до одури боюсь потерять!»
– О чем задумалась? Булки для Оси затеяла? Ты понимаешь, что он тобой манипулирует? Два синяка и шишка – и вот уже наша благодетельница несется в больницу менять памперсы и кормить с ложечки несчастного больного. Опомнись, полоумная! Мужика нормального потеряешь, будешь рядом с этим убогим век доживать!
– Буду. Это мой долг, – заученно повторила Алла, ставя перед подругой кружку с какао и блюдце с булочкой. – Успокойся и попробуй – пропеклось достаточно?
– Я на диете! – отрезала Ирина, но отщипнула маленький кусочек выпечки и отправила в рот. – Вкусно… Блин, ну почему ты не думаешь о том, что вот уже сейчас за этим столом мог сидеть и глазеть на тебя Димка. Лопать твои пирожки, целовать руки просто так – пусть они в муке, не важно! А потом обнимать крепко, стоя у распахнутого окна. Представь только – я напротив на своем балконе, за мной маячит Варенин. Спиной чувствую, улыбка у него до ушей. И такой же блаженно-идиотский оскал у Димки – они переглядываются поверх наших голов – и понимают, как им повезло! Мы, такие классные их жены, самые обаятельные, любимые до последней морщинки на лбах, даже не помышляем о побеге из клетки, называемой браком. Нам жизненно необходимо есть именно с их рук, слушаться их приказов, а взамен отдавать тепло и ласку. Наше милое ворчание для них музыка – упражняйся, не жалко. Только будь рядом! Скажи, неужели ты готова отказаться от Димки лишь потому, что Ося без тебя пропадет? Да не пропадет он, поверь!
– Вот выйдет из больницы, я буду уверена, что он может обслуживать себя сам…
– Ты еще не поняла? Не будет Биргер никогда обслуживать себя сам! Он наймет кухарку, домработницу, сиделку и еще кучу всяких теток, лишь бы его ублажали! Сейчас просто ты одна заменяешь их всех, да еще бесплатно!
– Ира, это жестоко с твоей стороны!
– Потому что я – хирург, если помнишь. Мое дело – резать и шить. И я не хочу, чтобы моя подруга мучилась бесконечными болями, заглушая их таблетками с названием «самообман». Рудиментарный орган нужно удалять, как только воспалился. А Биргер давно свое отжил в твоем организме, но продолжает паразитировать и отбирать у тебя жизненные силы. В общем, Аллочка, ты сейчас отвезешь этому рудименту булки, памперсы и пачку носовых платков – вытирать слезы потери. Оставишь на тумбочке и навсегда закроешь дверь в его палату. А чтобы не передумала, к нему с тобой пойду я. Ну! Что застыла?!
Алла молча собирала в пакет ужин для мужа – паровые биточки, кусочек любимого им малосольного огурчика (целый нельзя, вредно!). В отдельной плошке – пюре из брокколи и картофеля с зеленым горошком. Термос с некрепким сладким чаем и булочки. Оглядевшись, достала из шкафчика упаковку яблочного зефира.
– Ничего не забыла? – Насмешливый голос Ирины прозвучал возле уха. Алла вздрогнула.
Нет, это невозможно! Алла буквально упала на стул, закрыла лицо руками и расплакалась. Все напряжение последних дней вылилось слезами, отпустило, опустошило. Удивительным образом ушла боль, сжимавшая виски, может быть, это – дело рук Ирины, поглаживающей ее по голове… Даже если так! Облегчение, которое Алла испытала, было желанным уже давно, ей не хватало лишь доктора, да-да, хирурга Варениной, чтобы та избавила ее от тяжелого недуга.
– Давай пошевеливайся, у меня сегодня ночное дежурство. Мне еще из Первой городской добираться через весь город на общественном транспорте к себе в клинику – стукнула я утром нашего «мерса» о парковочный столб, – усмехнулась Ирина.
– Ох, да как же ты? Сама не пострадала?
– Все мои страдания на сегодня связаны с тобой, Алка! – обняла ее Ирина. – А знаешь, ты меня и отвезешь потом! Вот сунешь этому симулянту передачку и отвезешь!
Алла, рассмеявшись, достала из ящика стола упаковку десяти пачек бумажных носовых платков и сунула в пакет с едой.
– Ух, ты! Щедро! Думаешь, не хватит одной пачки? – Ирина серьезно посмотрела на Аллу.
– Нет! Ведь такое сокровище теряет! – так же серьезно ответила Алла, и они обе громко расхохотались.
* * *
Лилия Модестовна поставила салатницу на середину стола, ровно на вышитый гладью руками ее бабушки экзотический цветок. Этот чемодан, где аккуратно были сложены льняная скатерть, двенадцать салфеток, два покрывала на кресла, вязаный подзор для кровати и еще куча мелких вещиц, обнаружила Августина. По ее, Лилии Модестовны, просьбе та разобрала антресоль, а после началось самое сложное – нужно было решительно избавится от хлама. А что такое хлам, если каждая вещь вызывает воспоминания, слезы умиления или горечь потерь? В результате к вечеру, когда Августина пришла забрать мешки с мусором, Лилия Модестовна указала ей на одиноко стоящую в прихожей коробку со старыми программками, буклетами и счетами. «Я такая барахольщица! Ну скажи, пожалуйста, зачем мне эти бумажки?» – воскликнула она шутливо, но Августина посмотрела на нее внимательно и коротко спросила: «Это все? Лилия Модестовна, антресоль глубиною не меньше двух метров! Я достала только больших чемоданов – три штуки! А еще коробки…» Лилия Модестовна виновато отвела взгляд.
Она сразу вспомнила, что этот огромный коричневый чемодан, стянутый ремнями, – ее приданое. Да, бабуля складывала туда белье и полотенца, показывая ей вышитые в уголках красной нитью Лилечкины инициалы. «К мужу не бесприданницей пойдешь!» – строго повторяла она, а Лиля тайком посмеивалась – что за предрассудки! После смерти бабули про чемодан она забыла напрочь. Тот пролежал на антресолях… сорок два года!
Рука не поднялась выкинуть такое наследство! Лилия Модестовна решила передать все театру – старинные вещи непременно пригодятся как реквизит.
Ей помешал проявить благотворительность… майор Калашин! Выписавшись из больницы после ранения, он маялся бездельем, тренировки ради преодолевал каждый день два лестничных пролета – от квартиры Августины до ее двери. Лилия Модестовна впускала его, усаживала чаевничать и поговорить. Вот ему – то она и пожаловалась на Августину, что, мол, заставляет ее выкинуть памятные вещи. «Когда будете здоровы, Игорь Сергеевич, не поможете отвезти вот это в театр?» – она разложила перед ним скатерть и любовно провела по ней рукой. «Это?! Да вы что, Лилия Модестовна! Это
