Книга София. В поисках мудрости и любви - Дэ Нирвакин

Такой поток времени больше всего походил на поток не-времени, и чтобы находиться в нем, сохраняя сознание, требовались определенные ментальные усилия. Иногда медитация на форму пустоты приносила сплошные разочарования, иногда — доставляла непрерывное наслаждение, а иногда заставляла тосковать по жизни смертных существ, ибо даже самая обычная короткая жизнь джива-саттв начинала казаться в метафизической пустоте «тала-шуньята» необычайно разнообразной и притягательной.

Тем не менее, пока он медитировал, у него возникла насущная необходимость обозначить эти с каждым разом все более и более продолжительные промежутки факториальных кальп, и он придумал для них подходящее называние «акальпанта». Из названия следовало, что промежутки эти были всегда конечными, при этом количество кальп от одной акальпанты до другой можно было не указывать, а значит, не нужно было тратить дополнительные кальпы еще и на то, чтобы запомнить название очередного промежутка. Надо сказать, это понятие здорово упрощало вычисления, поэтому спустя акальпанту-акальпант его, наконец, озарило то самое — изумительно подходящее, единственно правильное, изящное решение, которое все объясняло!

О, нет… Калиманас не был обычной демонической сущностью, примкнувшей к воинству Сатананты, он и был самим Сатанантой! Вернее, он являлся одной из голов бесконечноголового змея. Вот почему неизбежно возникала область, где все лучи пропадали, — это было место сопряжения пустотности чрева Калиманаса с бесконечным множеством других голов Сатананты. Расположение их напоминало хаотичную фрактальную поверхность. Она извивалась, росла, охватывала недостижимые миры, многомерные подпространства.

Каждая чешуйка на теле Калиманаса была испещрена миллиардами таких же змеиных головок, разевающих пасти с ядовитыми клыками. За последнюю акальпанту светящееся сознание Пурусинха расширилось настолько, что сумело даже уловить запутанное движение нескольких соседних великих голов Сатананты. Вместе с безумными змеиными танцами Калиманаса они слагали фрагмент провала неведомой горловины, образующей основание такой головы, такой пасти, которая казалась больше самого пространства и повергала в полнейшее оцепенение вселенского ужаса. А какой кошмар творился чуть дальше — об этом ни помыслить, ни вообразить было нельзя без потери сознания, хотя, наверное, именно так и должна была выглядеть тьма абсолютного зла.

Порядком подзабыв за время своей медитации про темного мага Нишакти, ягуароподобный Пурусинх понемногу стал приходить в себя. Он вспомнил, что где-то там — в неизвестном где-и-когда — лежал царь Джанапутра, в чакры которого втекала Свабуджа Вишвана. Она изменяла его изнутри, превращала в темного мага. Но как можно было возвратиться в портал Нишакти, если сознание Пурусинха давным-давно заблудилось в бесконечной тьме Калиманаса?

Впрочем, теперь портал Нишакти представлялся Пурусинху несколько иначе. Как выяснилось, это был не совсем портал, скорее, это была некая пора или тонкая мембрана на чешуйчатой поверхности Калиманаса. Стало быть, загадочная мантра о тридцати двух знаках являлась последовательностью, кодировавшей открытие и закрытие этой поры. Восстановив в памяти изображение тридцати двух знаков, Пурусинх тотчас же переместился к порталу.

Оставалось только его открыть, то есть прочесть мантру Нишакти, в которой наверняка упоминалось само имя «Калиманас». Чтобы открывать и закрывать пору, знаки должны были читаться в прямом и обратном порядке. Если снаружи прямой порядок открывал портал, а обратный — закрывал, то внутри чрева Калиманаса открытие поры должен был кодировать обратный порядок последовательности. Обладая этими подсказками, найти ключ к прочтению тридцати двух знаков не составило большого труда. Прочитав мантру Нишакти от конца к началу, Пурусинх раздвинул пору и… Что же он за ней увидал?

Ничего, ровным счетом ничего. Пустая, безжизненная земля простиралась у подножья высокой горы. На вершине встречались засыпанные песком руины дворцов и амфитеатров. Он узнавал какие-то фрагменты храмов и колонны, но никакого города Нагарасинха уже не было. Он обозревал один из возможных миров, из которого исчезли все краски. Ему захотелось поскорее проснуться от этого сна, но у него никак не получалось. Перед ним переливались лишь черные волны потустороннего портала — поистине лучше бы он никогда не открывался!

Постояв на обломках подлунного мира, ягуар осознал, что ему следует вернуться в ужас бесконечной пустоты, чтобы завершить начатое — необходимо было разрушить портал Нишакти и по возможности уничтожить самого Калиманаса. Он снова шагнул в черноту портала…

В тот же миг глаза его отворились — сначала ему даже почудилось, что он проснулся. Однако он все еще был в шкуре Пурусинха и стоял с вытянутыми вперед лапами. Его сознание, обогнув само время, вернулось к тому моменту, когда у него, собственно, и возникла мысль направить частицу своей души в демонический портал Нишакти. Он вернулся в тот самый момент, когда из темечка ягуара как бы сам собой испустился мерцающий ореол и, повинуясь движениям когтистых лап, влетел вглубь портала.

То, что произошло дальше, выглядело для Пурусинха как настоящее чудо — едва частица света коснулась темного портала, как поверхность его затрещала и покрылась разрядами молний. Откуда ни возьмись, из нее вырвалась вспышка, озарившая тронный зал и лежавшего на полу Джанапутру. Затем раздался мощный хлопок — и магический портал исчез, как будто его никогда и не было!

В качестве наблюдателя ягуар видел своими собственными глазами — портал был уничтожен мгновенно, как только ореол света коснулся его поверхности! Но в качестве непосредственной причины этого действия он знал, какое невообразимое количество времени в действительности для этого потребовалось.

— Что… что это было? — очнувшись, спросил его Джанапутра.

— Пустяки, ты на какое-то время потерял сознание, вот и все, — ответил Пурусинх, помогая ему подняться.

— Как?! — Нишакти беспомощно растопырил четыре руки, отползая на восьми руках назад. — Как ты сокрушил его? Ты уничтожил пустоту великого Свабуджи?!

Темный маг спрятал голову в волосатое брюхо, пытаясь понять, что же все-таки произошло.

— Ну, да! Ты разве не знаешь, есть одна маха-мантра, разрушающая всякое зло, — ответил Пурусинх.

— Такая магия мне неизвестна, — прошептал Нишакти, весь дрожа от страха.

— О, это очень древняя мантра!

— Произнеси же ее, — затаился темный маг с робкой надеждой.

— В конце концов, добро всегда побеждает зло, — усмехнулся ягуар. — Но это тебе вряд ли поможет.

Поверженный Нишакти попытался отползти подальше. Он опасался того, что теперь Пурусинх решит от него избавиться.

— Думаешь, это конец? — прошептал Нишакти. — Вы не понимаете, во что ввязались. Одно зло всегда сдерживает другое, еще большее зло. Зло неуничтожимо, и вскоре оно вновь накроет Нагарасинх.

— Про какое зло ты говоришь? — спросил у него Джанапутра.

— Не одно — так другое, какая разница? Вы уже мертвецы, — злорадствовал Нишакти, — долго вы не протянете.

— Но уж точно мы протянем дольше тебя, — зарычал ягуар, обнажив свои когти и приготовившись к прыжку.

— Нет! Нет! Не убивайте меня! Молю