Даже на расстоянии было видно, как они в замешательстве мечутся взад-вперед, оживленно жестикулируя.
Вдруг один из них — в шлеме с красным плюмажем — повернул назад. Спарток понял: взбунтовавшиеся дружинники прогнали хозяина в надежде, что без него появится хоть какой-то шанс на спасение.
— Всех перебить! — крикнул одрис, разворачивая коня. — Я за Кизиком!
Спарток поскакал к холмам.
Бывший архонт мчался как сумасшедший. На такой скорости он мог легко скрыться в балке и затеряться среди фисташника. Тогда одрис вытащил лук из горита. Первая стрела пролетела мимо цели. Беглец не отстреливался, лишь бешено колотил коня пятками по бокам. За спиной развевалась парчовая хламида, мелькая алой подкладкой.
Вторая попала коню в шею. Конь споткнулся и полетел на землю. Кизик покатился кувырком. Вскочил. Прихрамывая и оглядываясь, бросился вперед. Шлем с плюмажем остался валяться в пыли.
Спарток перешел на шаг. Медленно ехал за беглецом, раздумывая, как лучше его убить. Потом обогнал, остановился, перекрывая путь к балке. Зарычав от досады, Кизик повернул назад, к лиману.
Спарток слез с коня и пешком двинулся за ним, словно охотник за раненой дичью. Убрал лук в горит, пояс сбросил на землю: зачем стрелять, когда есть меч? Да можно и просто голыми руками.
Вокруг расстилалась бурая низина с темными пятнами растрескавшейся глины. В свинцовых лужах булькала грязь. Тут и там из земли вспучивались круглые холмики, рядом торчали серые, словно присыпанные пеплом конусы. В воздухе пахло гнилью.
Кизик остановился, вынул ксифос. Тяжело дыша, ждал, когда подойдет Спарток.
— Фракийский ублюдок! — зарычал он, с ненавистью глядя на одриса. — На, возьми меня!
И первым бросился в драку.
Зазвенела сталь.
Кизик бился отчаянно, словно в последний раз. Наседал, размахивая длинным мечом, теснил одриса. Спарток оборонялся махайрой, пятился к луже.
Он стоял по щиколотку в жидкой глине, когда грек с ревом рванулся вперед.
Бойцы сшиблись — грудь в грудь. Кизик давил своим мечом, а Спарток — своим. Неожиданно грек выхватил свободной рукой кинжал и вонзил одрису в бедро. Тот упал, неловко взмахнув руками.
Кизик склонился над упавшим. И тут Спарток швырнул ему в лицо горсть грязи. Грек опустил меч, отшатнулся, вытирая лицо. Тогда одрис в отчаянном броске полоснул его махайрой под колено.
Кизик с криком рухнул в вонючую жижу. Оба поднялись — грязные, страшные. Снова сцепились, но теперь уже одрис теснил грека, который не мог ступить на подрезанную ногу.
Спарток и сам от потери крови почти терял сознание. Вот он махнул мечом, лезвие промелькнуло у самого горла соперника. Тот увернулся, шагнул назад. Снова атака, еще шаг.
И вдруг Кизик потерял равновесие, опрокинулся на спину. Вокруг лопались пузыри. Он барахтался в вязкой грязи, которая засасывала его все глубже и глубже. Вот уже над поверхностью лужи торчит только голова со слипшимися волосами. Он хватает воздух раскрытым ртом. В глазах ужас.
Спарток молча смотрел на гибель некогда великого эсимнета Пантикапея. Жизнь грека была сытой и богатой, но смерть оказалась мучительной, страшной.
Когда грязь сомкнулась над Кизиком, Спарток из последних сил выполз на сухую землю. Он лежал, с каждым мгновением теряя силы, пока не услышал топот копыт.
Тогда одрис выпустил меч и погрузился в темноту…
Открыв глаза, Спарток увидел над собой лицо Миртии. Элевтера сидела на краю кровати с миской в одной руке и ветошью в другой. По комнате разносился запах лаванды.
Она наклонилась над ним, поцеловала в лоб. Одрис хотел встать, но по ноге резануло болью. Он упал на тюфяк, рукой нащупал повязку на бедре.
— Лежи, герой, — с нежным упреком сказала Миртия.
Спарток все-таки приподнялся на локте, несмотря на протестующий жест элевтеры.
Увидев возле двери Брейко, попросил:
— Позови Селевка.
Вскоре старшина вошел.
— Где дружинник Кизика? — спросил Спарток.
— Как ты велел — в подвале.
Одрис посмотрел на Миртию.
Взяв ее за руку, мягко сказал:
— Иди. Я тебя позову.
Когда элевтера вышла, он обратился к Селевку:
— Допросили?
Тот кивнул:
— Пока ничего важного.
— Помоги встать.
Одрис взял у Брейко копье и, опираясь на древко, вместе с Селевком вышел из комнаты.
Грек сидел на соломенной подстилке с прикованными к стене руками. Лицо настолько опухло от побоев, что глаза превратились в узкие щелочки. Поясница была обмотана окровавленной тряпкой.
Спарток склонился над ним.
— Кизик знал о том, что Даиферн собирается брать Парфений. Кто ему донес? Ни один синд не пройдет через заставы на хоре без разрешения архонтов. Тем более в сторону Феодосии. Значит, предатель из местных.
Дружинник лишь мрачно таращился.
Едва сдерживая ярость, Спарток процедил:
— Знаешь, что выдаст синда?
Грек молчал.
— Выговор! Перебежчик — не синд!
Не дождавшись реакции, одрис рявкнул:
— С кем встречался Кизик?
Потом повернулся к Селевку.
— Продолжай, пока не развяжешь ему язык.
И захромал из подвала.
Вечером старшина зашел в комнату Спартока, коротко доложил:
— Аполлодор.
2
Жесткий взгляд Хармида не обещал ничего хорошего.
Не сводя глаз с Орпаты, он приказал Быстрой Рыбке:
— Отбери у него нож и свяжи руки.
Язаматка метнулась к сколоту, вытащила у него из-за пояса оружие, потом стянула кисти за спиной веревкой. Опустив лук, Иларх подошел к пленнику. Ударом ноги под колени опустил на землю.
— Полегче! — прорычал Орпата.
— Поговори мне! — огрызнулся Хармид.
Иларх с язаматкой уселись возле закопченных камней, на которых стоял котелок. Дымок от костра развеивался, не успев подняться над кустами. Вкусно пахло вареной полбой.
Оба принялись по очереди зачерпывать кашу лепешкой.
— Ты как здесь оказался? — спросил Хармид, дуя на горячую жижу.
— Долго рассказывать.
— Так ты не стесняйся, нам тут до вечера сидеть.
— Потом что?
— Дальше поплывем… А тебя прирежу.
