не получила герб своего мужа. Ничто не говорило о моей принадлежности к высокому дому. Кроме моей внешности. И сейчас они добавят еще и за то, что я попыталась сделать из них дураков.
Еще мгновение, и мною овладеет паника, я сломаюсь. Я посмотрела в лицо имперцу, собирая в кулак последние силы:
— Ты в своем уме? Я должна тебе что-то предъявлять? За мной стоит наш Император.
Они вновь переглянулись, и лицо вальдорца перекосила кривая усмешка:
— Император? Тем лучше. Натянули мы твоего Императора в его императорскую задницу. А пока пощупаем тебя. Герб поищем.
Внутри все ухнуло. Я отступила на шаг, и эти двое мигом уловили эту перемену. Наступали, пока я не уперлась в пыльную стену. Я выставила вперед открытые ладони:
— Вы пожалеете.
Имперец сделал шаг вперед:
— Поплачь, если умеешь. Или принцессы на такое не способны? С чего бы вам плакать?
Он положил руку мне на бедро и задирал платье. И вот шершавая ладонь уже шарила по коже, а я со всей силы колотила его в грудь.
— Пожалеешь! Клянусь, пожалеешь! И тот, кто тебя нанял!
— Не пищи!
Он придавил меня к стене всем телом и лез под жесткий корсаж. Я отбивалась, как могла, но все это было бесполезно, хило. А вальдорец просто стоял чуть в стороне и облизывал толстые губы. Я замечала, как тяжелеет его черный взгляд.
Слезы наворачивались на глаза, я уже почти ничего не видела. Лишь колотила руками, выбиваясь из сил, сыпала пустыми угрозами. Слабела, слабела, слабела.
Пронзительный женский визг разрезал вонючий воздух. Я услышала жестяной стук. Имперец тут же отпрянул, оставил меня в покое. Лишь выругался:
— Да что б тебя! Дура!
В полном недоумении я смотрела, как тощая высокая лигурка хлестала мелкого полотенцем по лицу. Вальдорец ржал, выставляя желтые зубы. Оттащил женщину за шиворот:
— Лира, да уймись ты!
Та все хлестала и хлестала:
— Идиоты! Слов не понимаете?
Теперь смеялся мелкий:
— Угомонись, чучело! Да хватит тебе! Шутка! Шутка! Припугнуть малость решили. Норовистая больно. Но ее-то щупать в разы поприятнее, чем тебя!
Вальдорец отпустил Лиру, но отошел на шаг подальше, потому что та все еще размахивала полотенцем. Вытянутое темное лицо перекосило от злости, глаза угрожающе сверкали белками.
— Все Колоту скажу! Как есть! Сказали, пальцем девку не трогать!
— Да пошла ты!
Имперец делано хохотнул и вышел за дверь. За ним прошагал второй.
Лигурка подобрала с пола стопку тряпья, жестяной поднос, всучила мне в руки:
— Постельное тебе. Сама как-нибудь постелешь, рабов тут нет.
Она развернулась, вручную задвинула дверь, да с такой силой, что с косяка обваливались пласты слежалой пыли. Я осталась одна.
63
Я надеялась, что эта лигурка, Лира, сказала правду. Что этим уродам впрямь запретили меня трогать. По крайней мере, это значило, что у меня было немного времени. Но я не понимала, где нахожусь. Что это за место? Как далеко от дома? Была уверенность лишь в одном — я не покидала пределов Сердца Империи. В причастность Максима Тенала тоже теперь не верилось — слишком сложно. И бессмысленно. У старика совсем другие цели.
Как мне показалось, прошла ночь. Но в этом месте сложно было что-то понять — здесь царили вечные сумерки, будто все было накрыто огромным слепым колпаком. Я обшарила всю комнату, но никаких открытий, кроме крошечной грязной уборной. Окно, усыпанное мертвыми мохнатыми бабочками, не открывалось. Выбивать стекла тоже было бессмысленно — слишком частый переплет. Единственное, что я поняла — я где-то на верхних этажах, и сквозь грязное окно виднелся остов наружной железной лестницы. Оставалась лишь дверь.
Я долго прислушивалась, но ни возни, ни голосов. Кажется, не было даже охраны. Но куда я денусь, когда в стене у двери исправно мигала красным полочка ключа. Такой замок не взломать голыми руками — я была надежно заперта снаружи. Наконец, послышались легкие шаги. Я подбежала к кровати, сжалась на краю, будто и сидела так все это время.
Дверь пискнула, прошуршала. На пороге показалась все та же лигурка с подносом. На этот раз она несла миску и стакан с чем-то мутно-коричневым. Лира поставила ношу на кровать, посмотрела на меня:
— Что? И не ложилась?
Я молчала.
Та поджала темные губы:
— Ревела что ли все время?
Я подняла голову:
— Сейчас день?
— Вечер. — Лигурка кивнула на миску: — Ужин вот тебе.
Я едва пискнула:
— Спасибо.
От стресса я не хотела ни есть, ни пить, ни спать. Я украдкой оценивала ее. Высокая, жилистая, но тощая и тонкокостная. На плечах — коричневая накидка с рукавами. Но что дальше? Дверь она оставила приоткрытой, но был ли кто-то в коридоре? Я изо всех сил прислушивалась, но ответом была тишина.
Я заглянула ей в лицо:
— Что это за место?
Она помолчала какое-то время:
— А тебе не все равно. Сиди, где посадили. И тебе надежнее, и нам хлопот меньше. Недолго потерпеть осталось.
Я вскинула голову:
— Почему?
Она отмахнулась:
— Ешь, лучше.
Я схватила ее за тонкую руку. Запястье можно было с легкостью обхватить двумя пальцами:
— Скажи! Неужели у тебя сердца нет?
Она кивнула на поднос, выдернула руку:
— Ешь, пей. Так и быть, потом скажу. Окачуришься тут с голоду, а мне потом отвечай.
Я взялась за ложку и кивнула, хоть ни мгновения не сомневалась, что она соврала:
— Хорошо.
В миске было месиво, похожее на странное рагу с кусочками мяса. Но стоило признать, что пахло неплохо. Я ковырялась ложкой, но есть опасалась. Взяла бокал, понюхала.
— Что это?
Лигурка отвечала с неохотой:
— Чай из касапея. Сладкий. Пей, не бойся.
Она не отрываясь смотрела на меня. Я взболтала содержимое и увидела через стеклянный бок кое-что знакомое на самом дне. Ни с чем не перепутаю. Крупные прозрачные кристаллы, которые давал мне домашний медик. Я спала с них, как убитая. Судя по толщине осадка, меня вырубит через пару минут.
Лигурка насторожилась:
— Пей, чего смотришь. Будто у меня дел других нет, как тебя развлекать. А я посуду заберу.
Я посмотрела на нее:
— Кажется, там насекомое…
Та насупилась:
— Это еще откуда?
Я пожала плечами, лишь указала пальцем куда-то в недра бокала, чтобы та нагнулась. Лигурка посмотрела с подозрением, но все же приблизилась. Этого хватило, чтобы
