у «духов» стопроцентно верный. Они знали заправочную емкость нашего вертолета Ми-8 и понимали: в отдаленные районы он просто не долетит. 120–130 километров лету, поработать в зоне всего минут 10, и назад.
Все наши военные городки у душманов были под неусыпным наблюдением. Как только заводились двигатели вертушек, разведчики моджахедов условными сигналами (кострами, солнечными бликами) давали знать об этом своим сообщникам.
Долго комбриг Герасимов думал, ломал голову: как достать «духов» в традиционно недоступных районах. И придумал. Правда, авиационное командирование первоначально приняло его идею в штыки.
Еще бы, комбриг предлагал весьма непривычную схему работы: под прикрытием бронегруппы в пустыню Даш ги-Марго, в направлении пакистанской границы, вывести авиационный топливозаправщик, организовать в одном из районов оборону и перебрасывать туда вертолеты из Кандагара или Лашкаргаха. В этом районе вертолеты производили бы дозаправку и вылетали для нанесения удара по «непуганым душманам». Потом возвращались, вновь дозаправлялись и летели на свои основные базы.
Словом, авиационных начальников, не без труда, но удалось уломать. Все сделали, как и планировали — бронегруппа, топливозаправщик, дождались вертолетов, и… удар был яростным и совершенно неожиданным для «духов».
О той операции Дмитрий Михайлович вспоминает так: «Мы нанесли удар в районе пакистанской границы. Хотя она была условной. Правда, помню, там находились стены какого-то разрушенного здания, похожего на таможню. “Духовские” боеприпасы лежали прямо под открытым небом, пастухи ни о чем не беспокоились, пасли стада.
Долго ждали наши вертолеты в районе одинокой скалы среди песков, которую прозвали “тещин зуб”. Потом произвели один налет, возвратились, дозаправились, второй налет. А там у них располагались большие склады — боеприпасы, реактивные снаряды, гранаты. Они потом несколько недель горели.
Позже руководитель нашей агентурной группы Юрий сообщил, что многих “духовских” начальников расстреляли за этот разгром.
Этот вылет запомнился еще и тем, что вполне мог погибнуть. Когда высадились с вертолета, ребята рассыпались, вокруг над ухом пуля, я прыг за какие-то мешки. А мешки, как выяснилось потом, были с верблюжей шерстью.
Но “душмана” я все-таки достал. Подошел, посмотрел. Пуля попала в затылок. Он с гранатометом и винтовкой лежал, одним словом — война: или ты, или тебя».
Еще одна весьма результативная операция была проведена в районе иранской границы. Разрабатывали ее Герасимов вмести со своим новым заместителем Александром Гордеевым, прибывшим на замену Михаила Мосолитина.
Для начала провели ложные действия, якобы высаживая с вертолета в различных районах группы спецназа. Группы, разумеется, умело «засвечивали» себя. Таким образом, разведгруппы были десантированы практически на всех караванных путях в заданном районе.
Осталась свободной лишь одна тропа. Чтобы ее оседлать незаметно для «духов», замкомбрига Гордеев не использовал вертушки, а скрытно вел свою группу по пескам несколько суток.
Моджахеды клюнули на приманку и устремились по единственному «свободному» пути. Гордеевская группа накрыла 12 «духовских» автомашин.
И подобных операций было немало. Чего стоит захват нескольких мешков с деньгами, в которых оказалось 15 миллионов афгани. А операция по захвату наркотиков! 14,5 тонны опиума-сырца взяли тогда спецназовцы. За нее «духи» приговорили комбрига Герасимова к расстрелу.
«После того, как машины с наркотиками оказались в наших руках, — рассказывает Дмитрий Михайлович, — “душманы” за мою голову обещали 140,5 миллиона афгани. Не пойму только, почему с половиной?
Ну а если серьезно, они даже листовку выпустили с моей фотографией. Там была указана цена.
А опиум-сырец “духи” везли в Пакистан, чтобы расплатиться за оружие и заказать новые партии вооружения. В караване у них было 8 машин, загруженных мешками. Опиум сначала упаковывался в прорезиненные мешки, а потом эти 7 мешков укладывали в один большой холщовый баул.
Было это к югу, в 120 километрах от Кандагара. Мы блокировали район и взяли всего партию. Однако победа далась нам нелегко, душманы сопротивлялись яростно. Пришлось вызвать на подмогу вертолеты из Лошкаргаха.
Когда бой закончился и мы подошли к машинам, почувствовали специфический запах. Сначала подумали, что это какое-то отравляющее вещество, потом разобрались — опиум.
Доложили в Кабул. Начальник штаба 40-й армии генерал Греков даже вначале не поверил. Прислал вертолет, мы загрузили несколько мешков и отправили на экспертизу в Кандагар. Экспертиза подтвердила: в мешках опиум-сырец. Почти пятнадцать тонн!»
Два с половиной года отвоевал комбриг Герасимов в Афганистане. Уже заменились в Союз все его заместители, с кем он начинал служить за речкой, а его не отпускали. Потом сказали: потерпи. Ты воевал хорошо, достоин учиться в Академии Генерального штаба, отправим тебя в Москву.
Однако летели недели, а замены вновь не было. А потом звонок из отдела кадров, мол, прости Дмитрий Михайлович, но на 40-ю армию по разнарядке в Академию Генштаба пришло одно место. И оно уже занято.
Спасибо, хоть спросили, куда по замене ехать желаешь. Куда? Среднеазиатскому округу отдано четыре года, два с половиной Афганистану… В родную Белоруссию хочу.
Но прежде чем попал он в дорогую его сердцу Марьину Горку, произошло с ним еще одно знаменательное событие, о котором нельзя не рассказать.
… Приближалось очередное заседание Военного совета 40-й армии, и комбриг Герасимов готовился на нем выступить, поднять вопрос о наградах. Молчать больше не мог, накипело. Но, будучи человеком основательным, он не стал опираться только на свой опыт. Обзвонил командиров других частей, обсудил с ними проблему, посоветовался. Те согласились с доводами Дмитрия Михайловича. А суть проблемы состояла в следующем.
В течение достаточно долгого времени превалировало мнение, что в Афганистане мы не воюем, а выполняем интернациональный долг, оказываем помощь. А коли так, о каких боевых наградах может идти речь? И каждое представление на награждение вызывало в верхах большие сомнения, колебания. Случалось, что офицера, который совершал подвиг, проявлял храбрость и мужество, представляли только к ордену Красной Звезды.
Было и еще одно правило в кадровых органах — представлять сначала к ордену статусом пониже, за следующий подвиг — повыше, потом — еще выше. Вроде на первый взгляд все логично, но подобный подход породил так называемый «кадровый капкан».
К примеру, командир за совершенный подвиг представляет офицера или солдата к ордену Красной Звезды. Представление попадает к чиновнику, и он кладет его «под сукно». А пока документ отлеживается, военнослужащий совершает еще один подвиг. Теперь командир пишет представление уже на орден Красного Знамени. И вновь эта бумага ложится на стол тому же чиновнику.
Недрогнувшей рукой на первом представлении он пишет: «Представлен к более высокой награде. Отправить назад, как нереализованное», а на втором ставит росчерк: «Представлен ранее к награде.
Вернуть, как нереализованное». И в результате вместо двух наград человек не получает ни одной.
Когда Герасимов
