class="p1">Появление Грениха прокурор воспринял с напряжением в лице. Он вкрадчиво спросил, с чем тот явился, профессор тем же вкрадчивым тоном объяснил, указав на дактилоскописта.
– Вы что же, за Фролова всю работу делать будете? Кажется, он давно уже не стажер! – вскипел прокурор. – Кто вам дал право отрывать меня от дела, влетать в кабинет без спроса?
– Не всю, – спокойно возразил Грених. – Вы позабыли сдать отпечатки пальцев.
– Я ничего не забыл. Я никогда ничего не забываю. Снимать с меня отпечатки надобности нет, я уже говорил это Фролову.
– Это была простая формальность, которой вы пренебрегли, пользуясь служебным положением, – Грених повысил голос. – Ваш племянник и жених вашей племянницы все еще вынуждены соблюдать домашний арест из-за того, что следствие стало. У следствия есть лишь одна улика – найденный отпечаток кого-то третьего, находившегося в день убийства с доктором и его сыном в кабинете его квартиры. И следствие обязано взять отпечатки у всех – всех! – кто проживает на жилплощади убитого.
Швецов смотрел на него так, будто готовясь воскликнуть: «И ты, Брут!»
– Уж таковы правила, – подытожил профессор, протягивая бумаги, как если бы это было письменное объявление войны. – Вот направление от старшего следователя.
– Меня не было дома в то злосчастное воскресенье, не говоря уже о самом моменте убийства.
– Я здесь, чтобы были соблюдены формальности, а не обсуждать это.
– Вы меня что, обвиняете в убийстве, товарищ Грених? – прогремел Швецов, покосившись на Сербина, с ужасом слушающего перепалку и нервно сжимающего ручку чемоданчика каждый раз, когда голоса повышались до опасных тонов.
– Так вы позволите специалисту по дактилоскопии сделать свою работу? – профессор стоял, как скала, с совершенно непроницаемым лицом. Прокурор не имел права отказывать. Он сам это прекрасно знал. Выждал минуту, снял пиджак и принялся расстегивать запонки, всем своим видом давая понять, что Грениху теперь не поздоровится, вызов принят.
Бросив взгляд на его манжеты, Грених заметил чернильное пятно аккурат рядом с запонкой. Для химического карандаша слишком черное, а чернила, которыми пользовался Швецов, были синими.
Чтобы снять дактилоскопическую карту по всем правилам со всеми десятью пальцами и обеими ладонями, с размерами, контурами не только пальцев, но и сочленениями фаланг, длиной и шириной суставов, пользовались типографской краской. С ледяной покорностью пленного Карла Стюарта Швецов дал перепачкать свои нежные, как у музыканта, руки с отшлифованными, аккуратно подстриженными ногтями. Сербин наносил краску сначала на тонкую металлическую пластинку, протягивал ее Швецову, тот прокатывал палец по ней и переносил отпечаток на белый лист бумаги. Невольно на манжету, которая соскользнула с локтя прокурора, легло еще одно пятно. И оно было точно такое же, как и первое, – из типографской краски. Где он мог ею перепачкаться раньше?
– Я это вам так не оставлю, – с ненавистью процедил прокурор, нервно схватился за платок, когда процедура снятия отпечатков была завершена.
Грених учтиво наклонил голову, все еще держась в роли английского дипломата, нанесшего визит представителю вражеского лагеря, и вышел в коридор. Выбираясь из толпы, он с досады сжимал кулаки, злой на Фролова, на себя – за то, что пришлось изобличить свою позицию. Больше нельзя тянуть, давая прокурору думать, что можно откупиться взяткой за молчание. Отныне время побежит с двойной скоростью.
Залетев в кабинет старшего следователя, Грених нашел его сидящим на подоконнике со скорбно опущенной головой.
– Леша, соберись, – как можно мягче попросил он, кладя папку с делом на край его стола. – Мне надо к Асе. Я не был у нее сутки, я давно не видел дочь. Соберись, ты нужен делу. Отпечатки пальцев Швецова и Сацука в Дактилоскопическом бюро. Тряси их. Пусть скорее дадут ответ.
– Но я не бог, и в бюро сидят просто люди, я не могу сделать так, чтобы оттиски совпали с найденными у доктора и на предсмертной записке отпечатками, как того вы хотите! – вскричал Фролов. – Вы считаете, что дактилоскопия – это прямо волшебство какое-то. Установить тождество одного отпечатка с другим ничего не стоит, только если была регистрация в угрозыске. Берут две карточки и сличают по серии и номеру. Тогда нет вопросов! В остальных случаях – это почти всегда условно. Это вы способны обнаружить в мертвом теле то, что другие не находят, это вы видите людей насквозь, а наш Сербин – простой смертный, и у него отпечатков таких за день накапливается еще штук пятьдесят, полтора десятка из которых из-подвала дома № 13. И все они не идеальные, какие-то смазаны, какие-то едва различимы, большинство без папиллярного рисунка и непонятно с какой руки и с какого пальца. На предсмертной записке Сацука крошечное пятно, обнаруженное с помощью кристаллического йода, настолько маленькое…
– У них есть микроскопы! – напомнил Грених. – Не нужно мне здесь плакаться. Если есть материал, надо из него вынести как можно больше сведений.
– Как у вас все просто!
– Нет, у меня тоже непросто. Я всю ночь искал причины насильственной смерти у Сацука. Да, не нашел ни яда, ни внутренних повреждений. Но точно знаю, убили его мертвецки пьяным. Сам бы он до лестницы не дошел с таким количеством алкоголя в крови.
– Как вы это можете знать? Пьяным море по колено. В суде такой аргумент не примут. Есть же индивидуальная переносимость.
– Ты мне не веришь? – вырвалось с той же интонацией отчаяния, что у Швецова, когда тот поведал свою историю.
– Верю, я хочу верить! Но вы так торопитесь. И брать отпечатки у прокурора – это ужас что такое…
– Он был вчера в подвале дома № 13. Он убрал своего подельника, – Грених понизил голос; и ему самому казалось, будто не про убийцу он говорит, а про то, что у него на чердаке завелись бесы, до того нелепая складывалась ситуация. Било в висках: «А что, если ты ошибаешься?»
Но нет, он не ошибался. Могла подвести его память, но не профессиональное чутье.
– И Бейлинсона он убил, – добавил Грених уже громче, чтобы выглядеть убедительнее. – Мотив у него есть – женщина и квартира. Теперь мы это узнаем наверняка. Там хороший был отпечаток, от пороховой копоти. Когда будут готовы результаты?
– Я думаю, до вечера. Но что мы будем делать, если опять ничего не совпадет? Меня вышвырнут к чертовой матери не только со службы, но и из партии за то, что я позволил вам ходить к прокурору и брать его отпечатки. Вы – сумасшедший!
– Если мы его упустим сейчас, то уже никогда не сыщем никаких доказательств его преступности. Он все подотрет. Так что, Фролов, садись на телефон и трезвонь им каждый
