до Олешья, остановились они (русские князья. — А. М.) на Днепре, прислали татары вторично послов, говоря: „Если вы послушались половцев, послов наших перебили и идете против нас, то идите. А мы вас не трогали, и пусть рассудит бог (Всевышний Тэнгри. — А. М.)“»[851].
В. Н. Рудаков, анализируя описанные в «Тверской летописи» события, подтверждает, что монголы действовали в рамках своей военно-политической доктрины тэнгэризма: «В уста первого посольства (монголов. — А. М.), прибывшего к русским князьям, по сути, вкладывается своеобразная „декларация о намерениях“, объясняющая действия татар… Согласно тексту рассказа, татары (монголы. — А. М.) сами осознают, что они являются своеобразным „бичом Божиим“ (Всевышнего Тэнгри. — А. М.) для „поганых половцев“. Но важно и другое — таковыми их считает и сам автор рассказа: недаром „самооценка“ татар совпадает с позицией… автора — татары приходят на половцев, движимые гневом Господним. С другой стороны, татары недвусмысленно заявляют о своем дружелюбном настрое по отношению к русским. Последним предлагается заключить мир, а самое главное, в случае необходимости принять участие в „наказании“ половцев.
Реакцию русских на слова, произнесенные татарскими послами, вполне можно назвать неадекватной… Поступок русских, столь беспричинно жестоко обошедшихся с посольством, видимо, не мог восприниматься нейтрально книжником и его читателями. Очевидно также, что сам факт вероломства, проявленного русскими, заставлял читателя по-иному взглянуть на тех, против кого это вероломство было направлено.
Усиливал позиции татар и рассказ о втором посольстве. Оказывается, несмотря на несчастливую участь первых послов, татары вновь попытались предотвратить столкновение с русскими, но в данном случае прибегли к угрозе. Они пригрозили русским… Божьим (Всевышнего Тэнгри. — А. М.) гневом. Гнев этот должен быть ниспослан на русских за то, что они, во-первых, послушали половцев и стали помогать тем, кого Бог собирается наказать, а следовательно, выступили против Божьей (Всевышнего Тэнгри. — А. М.) воли; во-вторых, избили татарских послов, то есть поступили вероломно; в-третьих, собираются выступить на бой с ничем не угрожающими им татарами.
Следует обратить внимание на то, что, вкладывая в уста послам их главный аргумент („пусть рассудит Бог“ (Всевышний Тэнгри. — А. М.)), автор тем самым допускает, что татары в равной степени с русскими подотчетны Богу (Всевышнему Тэнгри. — А. М.). Они, их судьба, возможно, как и судьба русских, зависят от Божьего промысла, и они, как и русские, это понимают.
Симпатии автора в большей степени находятся на стороне татар и связаны в первую очередь с тем, что татары посланы Богом (Всевышним Тэнгри. — А. М.) для наказания „безбожных половцев“.
При этом татары — вовсе не „безбожные“; они ссылаются на авторитет Бога (Всевышнего Тэнгри. — А. М.), призывая русских отказаться от неправого дела. Кроме того, татарам свойственно достойное поведение: они пытаются отговорить русских от неблаговидных поступков и заявляют о своем миролюбии по отношению к Руси»[852].
Однако русские князья не вняли заверениям монголов и потерпели тяжелое поражение. «А случилось это несчастье месяца мая в тридцатый день (1223 г. — А. М.)… Так за грехи наши бог отнял у нас разум, и погибло бесчисленное множество людей. Татары же гнались за русскими до Новгорода-Святополча. Христиане, не зная коварства татар, выходили им навстречу с крестами, и все были избиты. Говорили, что одних киевлян погибло тогда тридцать тысяч.
И был плач и вопль во всех городах и селах. Татары же повернули назад от реки Днепра, и мы не знаем, откуда они пришли и куда исчезли»[853].
* * *
Если древнерусским летописцам было неизвестно, «куда исчезли монголы» после битвы на Калке, то арабский историк Ибн ал-Асир точно указал направление движения отрядов Зэва и Субэдэя и кратко описал случившееся с ними в пути: «Сделав с русскими то, что мы рассказали, и опустошив земли их, татары вернулись оттуда и направились в Булгар[854] в конце 620 г. (1223 г. — А. М.)…»[855]
Если средневековой арабский историк Ибн ал-Асир утверждал, что в 1223 г., после битвы на Калке, монголы ушли на восток через земли волжских булгар и были наголову разбиты их войсками, то современный монгольский военный историк X. Шагдар, очевидно усомнившись в объективности арабского летописца, утверждает обратное: «Перед Зэвом и Субэдэем не стояла цель покорить булгар; скорее всего, следуя северным берегом Каспийского моря, они должны были определить и „расчистить“ путь, по которому в дальнейших походах пролег маршрут уртонного (почтового) сообщения монголов. А потому по пути своего следования они всего лишь вторгались в южные районы проживания этих народов, не вступая с ними в серьезные бои…»[856] К тому же в 1223–1224 гг., как свидетельствует Ата-Мелик Джувейни, «армия Джучи располагалась в Кипчакской степи… и они (Зэв и Субэдэй. — А. М.) соединились с нею и оттуда отправились к Чингисхану»[857], с основными силами которого в октябре — ноябре 1224 г. встретились в верховьях Иртыша.
* * *
А теперь мы расскажем, что предшествовало этой встрече и как Чингисхан провел три года после разгрома армии Джелал ад-Дина на Инде в ноябре 1221 г.
Тогда Чингисхан сразу же провел «зачистку» завоеванной территории; покончив с основными очагами сопротивления, он принялся за «установление порядка в городах Западного края (бывшей державы хорезмшаха. — А. М.)».
Для управления завоеванными территориями державы хорезмшаха Чингисхану, прежде всего, нужны были знатоки ее государственного устройства и законодательства. Очевидно, понимание потребности в таких людях (в отношении всех стран, которые вошли в состав Монгольской империи) пришло к Чингисхану еще во время его похода в Северный Китай. Именно там, как считал сам Чингисхан, по воле Всевышнего Тэнгри судьба свела его с высокообразованным киданем Елюй Чу-цаем, который впоследствии (с 1218 г.) стал его верным соратником и советчиком. Елюй Чу-цай был одним из тех приближенных Чингисхана, кто считал, что «можно завоевать Поднебесную, сидя на коне, но нельзя управлять ею, сидя на коне», а также что люди, «строящие Поднебесную (здесь имеется в виду Великий Монгольский Улус. — А. М.), должны использовать мастеров по управлению Поднебесной»[858].
И, судя по указам Чингисхана о назначении наместников во все города Хорезма, он находил таких «мастеров по управлению»:
«[Прежде] переходя по областям и укрепленным местечкам, он (Чингисхан. — А. М.) поставил правителей и даруг (своих полномочных представителей. — А. М.)» [859].
«Когда закончил Чингисхан завоевывать земли сартаульские и назначил наместников своих в грады повоеванные, явились к нему из города Урунгэчи (Ургенч. — А. М.) отец и сын — Махмуд и Масхуд Ялавачи. Эти отец и сын были из рода хурумши. И поведали они владыке законы и обычай городские. Ибо каждый из них в законах и обычаях оных был одинаково сведущ.
Чингисхан повелел Масхуду хурумши вместе с монгольскими наместниками править в Бухаре, Самарканде, Урунгэчи, Удане, Кисгаре,
