столь стабильны.
Ну, рекламный щит с ремнями безопасности - это стрелка. Так же как и смертельный ужин, неудавшаяся фигура Христа, хемингуэевский дождь и беккетовская дорога. В каждом случае знак несет в себе привычное значение, но это не гарантирует, что он будет передавать полученное значение. Знак стабилен. Дождь не является ни ироничным, ни неироничным; это просто дождь. Однако этот простой дождь помещен в контекст, где его обычные ассоциации нарушены. Значение означаемого оказывается противоположным тому, что мы ожидаем. Поскольку одна половина знака стабильна, а другая - нет, сам знак становится нестабильным. Он может означать многое, но не то, чего мы ожидали от него. Тем не менее, ожидаемое значение продолжает витать в воздухе, и поскольку мы переживаем это фантомное значение как эхо одновременно с вновь созданным, доминирующим значением, могут возникнуть всевозможные реверберации. Это похоже на то, как работает джазовая импровизация. Джазовые музыканты не просто пускаются в беспорядочные звуки; скорее, комбо начинает с мелодии, которая является основой для всего последующего. Затем, когда трубач или пианист вырывается на свободу, пробегая припев два, три, пятнадцать раз, каждый раз немного по-разному, мы слышим каждую из этих импровизаций, этих изменений, в сравнении с нашей памятью о первоначальной мелодии. Эта память в значительной степени и делает опыт соло значимым: это то, с чего он начал, и теперь это то, куда он нас привел.
Ирония, таким образом, в основном включает в себя отклонение от ожиданий. Когда Оскар Уайльд в пьесе "Как важно быть серьезным" (1895) говорит о другой, недавно овдовевшей, что "ее волосы стали совсем золотыми от горя", это заявление срабатывает, потому что мы ожидаем, что стресс делает волосы белыми. То, что кто-то стал блондином во время вдовства, говорит о другом: возможно, ее горе не было таким всепоглощающим, как кажется на первый взгляд. Уайльд - мастер комической иронии как в вербальной, так и в драматической форме, и ему это удается потому, что он обращает внимание на ожидания. Вербальная ирония является основой того, что мы имеем в виду, когда говорим "ирония". В древнегреческой комедии был персонаж по имени эйрон, который казался покорным, невежественным, слабым, и он отыгрывал напыщенную, высокомерную, невежественную фигуру по имени алазон. Нортроп Фрай описывает алазона как персонажа, который "не знает, что он не знает", и это как раз то, что нужно. Как вы уже поняли, эйрон проводит большую часть своего времени, словесно высмеивая, унижая, занижая и вообще добиваясь лучшего от алазона, который этого не понимает. Но мы-то понимаем; ирония работает, потому что зрители понимают что-то, что ускользает от одного или нескольких персонажей. К тому времени, когда мы доходим до Уайльда, мы можем получить словесную иронию, которая не нуждается в алазоне, но использует предполагаемую невинность в качестве основы, против которой она играет.
Однако ирония, с которой мы имеем дело в этой дискуссии, в основном структурная и драматическая, а не словесная. Мы знаем, что должно произойти, когда видим начало путешествия, или когда роман проходит через времена года и заканчивается весной, или когда герои ужинают вместе. Когда то, что должно произойти, не происходит, тогда мы имеем стрелу Честертона.
E. М. Форстер написал всего несколько книг в начале двадцатого века, но две из них, "Проезд в Индию" и "Говардс-Энд" (1910), относятся к числу поистине великих романов. В последнем из них рассматривается классовая система и вопросы ценности личности. Один из его важных персонажей - представитель рабочего класса Леонард Баст, который твердо намерен самосовершенствоваться. Он читает одобренные для этой цели книги, например Джона Рёскина об искусстве и культуре, ходит на лекции и концерты, постоянно стремясь к самосовершенствованию. Его усилия приводят к знакомству с людьми из высших слоев общества - буржуазными сестрами Шлегель и, через них, с аристократической семьей Уилкокс. Можно было бы ожидать, что эта схема окажется верной и выведет его из убогого существования, но в итоге он находит еще большую убогость и смерть там, где надеялся на восхождение своей души. Генри Уилкокс через Хелен Шлегель советует ему оставить банковскую должность и перейти в более надежную фирму, но совет оказывается совершенно неверным, поскольку его старый банк продолжает процветать, в то время как его новая должность ликвидируется. Более того, в отчаянии он проводит ночь с Хелен, от которой она беременеет, и когда Чарльз Уилкокс пытается отомстить, Леонард умирает от сердечного приступа. Ирония судьбы, правда? Но это еще не все. Обычно мы воспринимаем его любовь к книгам как нечто утверждающее ценности, улучшающее и образовательное - все это мы знаем как положительные добродетели. Однако когда Леонард падает, последнее, что он видит, - это книги из книжного шкафа, который он сам на себя надвинул. Мы чувствуем несоответствие между тем, чем должны быть книги, и функцией, которую им приписывает Форстер.
Это продолжается и продолжается. В романе Вирджинии Вулф "Миссис Дэллоуэй" пострадавший ветеран Великой войны Септимус Уоррен Смит кончает жизнь самоубийством, потому что за ним пришли его враги. Его враги? Два врача. Обычно врачи ассоциируются у нас с врачеванием, но в этом романе они - мешающие и угрожающие фигуры. Персонажи романа Айрис Мердок "Единорог" тратят много времени, пытаясь идентифицировать одного из них с заглавным существом, которое в народной мифологии ассоциируется с Христом. Однако их первый выбор, который также кажется принцессой, плененной в башне, оказывается эгоистичным, манипулирующим и убийственным, а второй кандидат топит другого персонажа (по имени Питер, не меньше). Вряд ли в обоих случаях можно ожидать образ Христа. В каждом из этих романов разрыв между нашими ожиданиями и реальностью представляет собой двойное осознание, своего рода двойной слух, который является отличительной чертой иронии.
Этого двойного осознания порой бывает трудно достичь. Я могу заставить замолчать обсуждение "Заводного апельсина", предложив рассмотреть Алекса, его главного героя, как фигуру Христа.
Алекс? Насильник и убийца Алекс?
Несомненно, главный герой Энтони Берджесса обладает высокими отрицательными качествами. Он в высшей степени жесток, высокомерен, элитист и, что хуже всего, не раскаивается. Кроме того, его послание - это не любовь и всеобщее братство. Если он и является фигурой Христа, то не в общепринятом смысле.
Но давайте рассмотрим несколько фактов. Он возглавляет небольшую группу последователей, один из которых предает его. Его сменяет человек по имени Пит (хотя этот факт не дает покоя, поскольку этот Пит, в отличие от Петра, тоже предатель). Дьявол предлагает ему сделку (он отказывается от своей души в виде духовной автономии в обмен на свободу, дарованную за прохождение
