спине в огромной, похожей на мини-бассейн, ванне, вделанной в пол. Положив на плавающий поднос свежий номер «Пари- матч», она листала журнал и одновременно жевала дольки апельсина.
— Синьорина! — пыталась обратить на себя внимание горничная. Она знала, насколько ее хозяйка не любила выходить из ванной. — Уже целый час вас ожидает синьор Чиолино.
— Передай синьору Чиолино, чтобы он убирался ко всем чертям, — ответила Мария.
Она резко повернулась в ванной, и вода выплеснулась на розовый кафельный пол.
— О! Синьорина! — задохнулась горничная и осенила себя крестным знамением.
— Прекращай кино, Татти, — поморщилась Ми рия. — Если не перестанешь выпендриваться, устрою тебя кухаркой в дом священника. Ладно, где этот твой синьор Чиолино?
— В гостиной.
— Веди его сюда.
Она оттолкнула от себя пенопластовый поднос и еще глубже погрузилась в воду. Желтый и зеленый свет подводной подсветки играл причудливыми бликами на ее обнаженном теле.
Синьор Ренато Чиолино с опаской вошел в ванную. Он никогда не поднимался на последний этаж в жилые комнаты дома на виа Лундовиджи, но знал, что иногди Мария принимает здесь своих друзей. Об этом сказал ему отец.
— Ренато? — услышал он ее томный, пленительный голос. — Я здесь, дорогой.
С тех пор как Мария уехала из Неаполя, она избавилась от резкого произношения своего детства, приобретенного на улицах в районе Пьяза-дель-Маркато, сделав свой итальянский мягким и певучим. И только в моменты бурных ссор язык трущоб, вырывавшийся из недр сознания, выдавал ее происхождение.
Ренато Чиолино медленно пересек белую комнату н на мгновение задержался перед дверью в ванную. Он сделал нерешительный шаг вперед и заглянул внутрь. Мария улыбалась ему, лежа в ванной. Он был моложе ее — лет двадцать пять, не больше — и внешне ужасно походил на студента, хотя, собираясь на эту встречу, оделся особенно элегантно. На нем был новый, с иголочки, костюм, в руках он сжимал букет цветов.
— О! Ренато! Как это мило! — улыбнулась Мария.
Она любила цветы, но они приводили ее в грустное расположение духа — уж слишком быстро увядали…
— Дай! — сказала она, протягивая руку.
Мария села в ванне, обнажив свои порозовевшие от горячей воды груди. Ренато покраснел.
— О, Ренато! — заворковала она. — Не будь таким скромником! Ты же не первый раз видишь обнаженную женщину, не так ли? Тебе не жарко? Иди ко мне, малыш.
Он был очень красивым парнем, слишком красимым… Эти длинные вьющиеся волосы, стройное тело и такие лукавые глаза… Он совершенно не был похож на своего отца. В нем не было никакого обаяния — только красота, никакой грации — только тренированное, мускулистое тело. И тем не менее она вынуждена быть с ним ласковой и нежной. Этого хотел его отец, а ослушаться его Мария не могла.
Зачарованно глядя на совершенное тело женщины, Ренато опустился на колени у края ванны. Развязывая ему галстук, Мария обрызгала его брюки.
— О, Ренато, — засмеялась она, — ты сделал пи-пи?
Она откинулась на спину в воду, и новая волна залила розовый пол. Ренато отпрянул назад и рывком встал на ноги. Сегодня он первый раз надел этот костюм и боялся даже сесть, чтобы не помять безукоризненные складки на брюках.
— Сука!
Он швырнул букет роз ей в лицо. Она вскрикнула от неожиданности и тут же рассмеялась, глядя, как по поверхности воды поплыли розовые лепестки.
— Ренато, ты испортил такие восхитительные розы!
— Плевал я на эти цветы!
Он стоял в проеме двери в угрожающей позе: широко расставив ноги и сжимая кулаки. Мария начала собирать лепестки, но затем решила, что, плавая на поверхности, они делают ванну красивой. Она посмотрела на Ренато. Он прерывисто дышал, злился и явно не знал, как вести себя дальше. Она должна была сказать ему что-то ласковое, ободряющее, чтобы укрепить его самолюбие.
— Не злись на меня, пожалуйста. Я сожалею о своем плохом поведении.
— Ты когда-нибудь выберешься из этой лохани? — неожиданно улыбнувшись, спросил он.
Мария вздохнула. Она видела, что он буквально заставляет себя оставаться с ней любезным.
Вероятно, отец настроил его в той же тональности, как и ее. Она покачала головой.
Ренато нашел сухое место и присел на корточках. У него были длинные ноги с острыми коленями, что придавало ему угловатый вид.
— В таком случае как ты занимаешься любовью? — спросил Ренато более уверенным голосом.
Он понял, что эта женщина боится его, боится его гнева и того, что он может с ней сделать.
— Ну… делаю это в ванне, — ответила она. — Ты не находишь, что это приятно? Разве ты никогда не трахался в ванне?
Она явно поддразнивала его.
— Давай, Ренато, раздевайся. Снимай свою красивую одежду, — сказала она и отодвинулась в сторону, как бы освобождая ему место в просторной ванне.
Ренато разделся в спальне, аккуратно сложив одежду, Он не торопился. Теперь пусть она подождет его.
Он вошел в ванную комнату и замер на краю мини-бассейна.
Тело этого парня не возбуждало Марию. Он был высоким, щуплым и своими худосочными руками и ногами напоминал цыпленка. Да, он ей не нравился, но свою работу она должна делать.
— Ну иди же, — сказала она, видя его нерешительность.
Ренато сел на край ванны, не решаясь погрузиться в воду. Он целовал ее влажными торопливыми поцелуями. «Энергичности и сексапильности в нем не больше, чем у мелко моросящего дождя», — подумала Мария. Но она его стерпит. Она была достаточно умна, чтобы вовремя отключиться и не думать о том, что делает это по принуждению. Этому ее научил Джейсон: отдавая тело, сохранять душу. Он говорил, что тело — наименьшая часть ее самой. Она может сделать его разменной монетой, но всегда должна оберегать душу.
Мария встретила его на грязной улочке в Неаполе. Он говорил на безукоризненном итальянском, с чуть заметным английским акцентом.
— Берегите свою душу, единственное, что действительно имеет ценность в этом мире, — повторял он.
Он подарил Марии перстень, который сам надел на палец. Сколько же лет прошло с тех пор? Ей было пятнадцать, когда он встретил ее на улице поблизости от Порта-Капуано. Сейчас ей уже тридцать.
— Сними это, — сказал Ренато.
— Что, дорогой?
— Цепочку и крест, — нетерпеливым тоном приказал он.
Мария с удовлетворением отметила, что наконец-то он погрузился в воду.
— Ты все еще боишься этих забубенных разговоров монархов? — Она прыснула со смеху. — Ты не можешь прикасаться к женщинам, которые носят украшения? Я права, да?
Он влепил ей сильную пощечину, оглушившую ее. Чтобы не уйти с головой под воду, ей пришлось уцепиться за край ванны. Придя в себя, она решила, что хватит притворяться терпимой к
