class="p1">— Согласна. Часто забывают, что Ив родился в Северной Африке… Вы уже были у него в Маракеше? Что- то потрясающее!
Таффи Скот отрицательно покачала головой и продолжила интервьюировать собеседницу:
— Нельзя ли возвратиться к вашей работе и попытаться выявить аналогичную природу влияния на ваше творчество? Вы родились на юге Франции, но в русской семье?
— Да, это так, — ответила Барбара.
Этот вопрос журналисты задавали ей довольно часто.
— Мои родители покинули Россию до революции, и им посчастливилось вывезти большую часть своего состояния. Естественно, с какими-то драгоценностями им пришлось расстаться, но я, тем не менее, жила в роскоши.
Моя мать одевалась у Шанель, и Коко часто приежала к нам в Ниццу.
— А вот тот маленький комод в углу… я видела его как-то в мастерской у Шанель. Вы купили его во время распродажи ее наследства?
Барбара бросила холодный взгляд на журналистку. Эта женщина не была похожа на обычного представителя прессы.
— Нет, мадемуазель, — резко ответила она, — я получила его по завещанию Коко. У вас все? Меня ждут в мастерской.
Американка обезоруживающе улыбнулась.
— Если я вас не очень утомила, мне хотелось бы уточнить два-три факта. Вы, конечно, знаете — об этом говорит весь правый берег, — что ваши родители никогда не были русскими аристократами. Говорят, что своим головокружительным успехом в мире высокой моды вы обязаны какому-то английскому богачу, который является вашим таинственным близким другом.
Журналистка впилась глазами в лицо известной модельерши, пытаясь уловить на нем тень беспокойства.
Барбара Кирштенбург ответила ей чуть насмешливой снисходительной улыбкой.
— Неужели до сих пор рассказывают одно и то же? Скажу вам одно: никто из вас не избежал сплетен. Ни Марк, ни Оскар, ни Хюбнер… Но только Ив болезненно воспринимает эту болтовню. Он такой ранимый!..
— Но ведь разговоры о вашем происхождении нельзя назвать ложью! Я провела расследование и могу доказать, что вы не являетесь дочерью русских аристократов, а родились в бедной семье в городе Риге. Более того, ваша дружба с англичанином началась в 1959 году когда ударом кинжала была убита Полин Конт. Есть фотографии, на которых вы запечатлены выходящей из здания вместе с господином…
— Убирайся! Вон! — закричала Барбара.
В кабинет вошла секретарша.
— Этьен, выставьте эту женщину за дверь!
Журналистка встала и не торопясь взяла свою сумочку. и манто.
— Это не помешает мне продолжить расследование, которое я начала, мисс Кирштенбург, — сказала она.
— Со своей стороны, мисс Скот, обещаю вам, — заговорила Барбара, взяв себя в руки, — что с сегодняшнего дня все известные парижские кутюрье закроют перед вами двери своих творческих мастерских. Вам откажут в присутствии на показах мод, включая демонстрацию готового платья у Версальских ворот, и даже не пустят на порог фирменных магазинов одежды на Седьмой авеню в Нью-Йорке. Ваш шеф-редактор будет уведомлен о том, что вы обесчестили лицо «Таймс». Они ушлют вас куда-нибудь подальше, возможно, в Иран. Я слышала, что это очень опасная страна, мисс Скот. Не сомневайтесь в том, что у меня достаточно возможностей, чтобы претворить эти угрозы в жизнь. Делая неприятности мне, вы уничтожите себя. Пожалуйста, Этьен…
Когда ошеломленная американка вышла из кабинета, Барбара села за свой позолоченный рабочий стол. Она незамедлительно расскажет об этом инциденте Джейсону, а вечером ее указания уйдут в Нью-Йорк.
Неожиданно зазвонил телефон. Она подняла трубку и услышала голос Адамс. Адамс просила ее как можно скорее приехать в Равеншурст.
Ее хотел видеть Джейсон.
Глава 4
Постоялый двор находился з центре деревни. На первом этаже расположился шумный паб, из которого можно было пройти в более просторное помещение ресторана. Когда хозяйка убедила Пита, что комната очень тихая и уютная, он согласились снять ее.
— Я называю ее апартаментами молодоженов, — сказала женщина, поднимаясь по лестнице на второй этаж. — Конечно, это всего лишь маленькая комнатка, но лучшая из того, что у нас есть, — продолжила она, направляясь в конец коридора. — Особенно хорошо там зимой. Увидите это сами… После полудня она залита солнцем.
Комната была микроскопических размеров и обставлена как кукольный домик.
— Просто восхитительно! — восторженно воскликнула Мэгги.
Послеполуденное солнце, словно луч мощного прожектора, высвечивало кровать с балдахином. Вся мебель эпохи короля Георга состояла из кровати, кресла у камина и нескольких других мелочей.
Женщина положила ключ на комод и сказала:
— Ужин подается ровно в восемь, но паб открыт, и при желании вы можете туда спуститься прямо сейчас, Если вам что-нибудь понадобится, не стесняйтесь, звоните. Я пришлю сейчас Чарли, чтобы он развел огонь и камине.
— Спасибо, миссис, — сказала Мэгги, направляясь к двери, словно давая понять, что старухе пора покинуть помещение и оставить наконец молодоженов наедине.
— Советую вам открыть окна, — сказала она, пытаясь через плечо Мэгги увидеть Пита, который уже осматривал кровать. — Когда в камине запылает огонь, здесь станет очень уютно.
— Спасибо, миссис, — повторила Мэгги, осторожно закрывая дверь перед носом у женщины.
— Мне кажется, ей хотелось бы поприсутствовать на представлении… — сказал Пит.
— Замолчи! — рассмеялась Мэгги.
Пит взял дорожные сумки и бросил их в кресло.
— Какой роскошный номер! Не здесь ли останавливались твои предки?
— Не говори глупостей. Ты заметил, как душевно она нас приняла? Должно быть, думает, что мы любовники или совершаем свадебное путешествие.
— Представь себе ее удивление, если мы сейчас спустимся выпить по кружке пива! Ты готова?
— Вперед, если умираешь от жажды. Я хочу принять ванну и чуть позже присоединюсь к тебе. Не возражаешь?
Ванна была лишь предлогом, и он это хорошо понимал: просто Мэгги хотелось побыть одной.
— Тебе незачем спускаться… Я выпью пару кружек и тут же возвращусь.
Он поцеловал ее в нос и вышел.
На землю опускались первые сумерки, но было еще достаточно светло, чтобы Мэгги смогла раздеться и сложить свои вещи. Джинсы и свитер она аккуратно повесила на спинку кресла. Завтра ей придется снова все это надеть. Ее гардероб, находившийся в дорожных сумках, был весьма ограничен.
Она наполнила ванну, приподнятую над полом на четырех львиных лапах, влила в горячую воду ароматного геля и медленно погрузилась в воду. Подложив под голову полотенце, вытянулась во весь рост и облегченно выдохнула. Весь день она просидела на мотоцикле позади Пита, поджав ноги. Теперь Мэгги отдыхала в горячей воде, от которой поднимался пар, оседая мелкими каплями на зеркале.
— Синьорина?
С белым махровым полотенцем в руке к ванной подошла горничная. Синьорина лежала на
