в узилище Синода.
— Вы же понимаете, что это ошибка, — сложив руки на груди, отчеканила Миледи.
— Если ошибка, мы обязательно разберемся. А сейчас, прошу, пройдемте с нами.
— Доказательства у вас есть?
— Есть свидетельство.
— Свидетельство без доказательств, — победно оглядела она всех присутствующих, — это поклеп, господа!
В тишине дома снова раздались шаги, и в гостиную неспешно вошел мессир Павловский.
— Ах, — прищурилась графиня, — так вот кто источник этого грязного свидетельства. Хотите очернить меня, мессир?..
— Доброе утро, Елена Игоревна, — абсолютно по-светски улыбнулся я. — Или лучше назвать вас Миледи? Наверное, тяжело столько лет скрывать свою суть. Но, признаю, вы отличная актриса.
Актриса она и правда была отменная — маска светского высокомерия не дрогнула на лице даже сейчас, лишь в глубине глаз яростно мелькнула Темнота. Однако этим еще ничего не доказать.
— Ваше слово против моего, мессир, — сухо отозвалась Белецкая. — Кто в свете вы и кто в свете я. Может, и заявление в Синод на меня тоже подали вы?
— Нет, — раздался от двери женский голос, — заявление подала я.
А вот сейчас маска буквально стекла с лица графини. Вытаращив глаза и приоткрыв рот, она уставилась на вошедшую следом за мной Ульяну.
— И в гости к вам пришла я. Тетя, — добавила Уля. — Или к себе? Кому это все принадлежит?
Тряхнув головой, словно сбрасывая наваждение, ведьма снова взяла себя в руки.
— И что это вообще доказывает? Заявилась сюда какая-то девица!
— Также, госпожа Белецкая, — продолжил Шувалов, — вы задержаны по подозрению в убийстве графа Белецкого и его первой супруги. И покушении на госпожу Павловскую…
— Да у вас нет доказательств! — не выдержав, повысила голос Миледи. — Только слова!
— Слова, — согласился я, — и ваша кровь.
И бросил ей под ноги документ, скрепленный ее алым отпечатком, который был обнаружен в кармане ее ранее неуловимого подельника.
— Так что вас больше никто не защитит. Даже ваша репутация.
Несколько мгновений графиня молча смотрела на собственный кровавый отпечаток, а затем в ее глазах вспыхнула густая черная ярость, которую она уже не сдерживала или попросту не могла сдержать.
— Что ты думаешь, — рявкнув, повернулась она к Уле, — что тебе удастся хоть что-то у меня забрать⁈
Вскинув руку, ведьма отправила Темноту в сторону девушки. Но при чем здесь это «забрать»? Мы здесь для того, чтобы отдать. Не желая больше хранить чужое, я бросил прямо в ее Темноту залитый чернотой хрустальный шар. Две силы встретились, и тонкие стенки треснули. Воздух наполнился бешеным шипением, когда из хрустальной темницы вырвалось наружу огромное черное облако и накинулось на графиню. Проклятие наконец встретило того, кто его послал, и жадно поглотило свою хозяйку, словно затолкав ее в непроницаемый темный мешок. Крики и вопли длились всего пару секунд. После чернота бесследно развеялась, а на пол осыпалась горстка праха — больше от Миледи не осталось ничего.
«больше душ…» «больше силы…» — привычно прошептала мне Темнота.
Да кушай на здоровье, моя хорошая. Некоторых людей совсем не жалко — потому что они никогда и не были людьми.
Сотрудники Синода торопливо склонились над останками ведьмы, а их глава повернулся ко мне.
— Мессир Павловский, — сказал он, пожимая мне руку, — не знаю как, но вы раз за разом делаете невозможное.
А что еще остается, когда нет выбора?
— Мессир Павловский, — следом подошел ко мне и князь Вяземский, — хочу сказать вам огромное спасибо от всей души. Вся моя семья — ваш вечный должник. Даже не знаю, сможем ли мы вам когда-нибудь отплатить… Позвольте хотя бы эту проблему решить за вас, — после небольшой паузы добавил он, переводя глаза с меня на Улю, и обвел рукой особняк вокруг. — Вернуть все законной владелице.
Конечно, я позволил. Все-таки удобно, когда мои проблемы решают за меня — приятное разнообразие.
Эпилог
«Высшее общество столицы сегодня привечает нового члена — героя, который уже не раз доказывал, что может справиться с невозможным. Если его отец заработал репутацию того, от кого надо спасаться, то мессир Константин стал тем, кто спасет. В него можно с легкостью влюбиться, и у мессира, кажется, лишь один недостаток: он женат…»
В последние дни самый ядовитый блог столицы было не узнать, ибо вместо яда мамзель рассыпалась в похвалах. Главное, чтобы всю свою публику так не распугала.
А вообще, едва в сети подутихли одни новости обо мне, как тут же появились другие. В столице будто не было других тем, кроме мессира Павловского и очередной учиненной им расправы. Вот уже несколько дней повсюду смаковали громкое дело с разоблачением Миледи и поимку неуловимого Барабуна, и каждый интернет-канал неизменно отмечал, что я сделал то, чего не смог отец. И как только прах в урне на камине еще не переворачивался?
Пресса же, традиционно не освещавшая конфликты колдунов, с воодушевлением гудела о новой очаровательной графине, задавалась вопросом, как скоро ее супруг — чьи подвиги у них не освещались — станет графом, и в открытую подсчитывала наше благосостояние. Я же выяснил, что мою новоиспеченную супругу, оказывается, зовут Марианна Белецкая. Тем не менее она предпочла остаться Ульяной Павловской — точнее, графиней Павловской-Белецкой — и к новому статусу привыкала сложнее всех. Каждый день лично ей приходили десятки приглашений на всевозможные рауты, балы и приемы — благо, у моей прелестницы рядом была надежная подруга, и на пару с Никой они отделяли важное от мишуры. Ну а я с мыслью, что столько лет трахал графиню, смирился очень быстро. К тому же, кроме статуса, ничего и не поменялось: это была все та же моя Уля — только теперь к приданому добавился еще огромный особняк в центре Петербурга, солидные счета в семи банках и парочка родовых имений, а также несколько бизнесов, в том числе и с Вяземскими. Что называется, удачно женился.
Предполагая, что нам теперь понадобится дом для приемов, мы вовсю ремонтировали столичный особняк Белецких. В самом деле, не в доме же колдуна принимать приличное общество. Начнем с того, что каждого второго гостя Харон закатывает в газон, и отучивать его от этой доброй традиции не было никакой нужды.
— Они там вообще скоро? — проворчал Глеб, нетерпеливо расхаживая по гостиной и теребя бабочку, словно та его душила.
А вот сегодня гостями были мы, и ехали мы в самый центр столицы — в Зимний дворец. Только если раньше, чтобы попасть туда, нам надо было пробить силовое поле, то теперь у нас были приглашения на белоснежней бумаге с золотой окантовкой и гербом империи. После всего те, кто живут за стенами дворца, поняли, что деваться от нас некуда, и решили позвать к себе. А ведь даже и не сосчитать, сколько раз в детстве дед проводил меня мимо дворца,
