посла Израиля в Лондоне Шломо Аргова, совершенного палестинскими террористами 3 июня 1982 года (почти через год после операции «Опера»). Аргов получил ранение в голову, но выжил, хотя и находился три месяца в коме, а придя в сознание (и полностью потеряв зрение), был доставлен в Израиль, где находился в реабилитационной клинике до конца жизни. Он умер в 2003 году, в возрасте 73 лет, проведя в клинике 21 год.
Бегин больше не намеревался мириться с нападениями на евреев — как в Израиле, так и за рубежом. Он созвал заседание правительства и дал указание Шарону и начальнику Генерального штаба Армии обороны Израиля Рафаэлю Эйтану составить план операции «Мир Галилее», задача которой заключалась в создании буферной зоны в Южном Ливане (достаточно глубокой, чтобы не давать возможность палестинцам обстреливать территорию Израиля), и одновременно в нанесении урона Организации освобождения Палестины. Этот план учитывал данное американцам обязательство Бегина не входить на территорию Ливана более чем на сорок километров, но тем не менее министров беспокоили такие факторы, как продолжительность операции, ее масштабы, отсутствие международной поддержки и общественное мнение внутри страны. Шарон заверил членов правительства, что Армия обороны Израиля не намерена доходить до Бейрута. Четырнадцать министров проголосовали за осуществление операции, двое воздержались и никто не проголосовал против.
План военных действий был рискованным еще по одной причине: его успех зависел от политической судьбы и от поддержки Башира Жмайеля, руководителя ведущей христианской партии страны «Ливанские фаланги». Ливан в это время погрузился в трясину гражданской войны с участием христиан-маронитов, суннитов, шиитов и друзов, рвущихся к власти в распадающейся стране. Именно этим хаосом воспользовались Арафат и ООП, чтобы превратить Южный Ливан в свою базу и пусковую площадку для своих ракет.
Несколькими десятилетиями ранее Жаботинский заметил, что если два корабля, плывущие в противоположных направлениях, попадают в один и тот же шторм, то судьба каждого из них зависит от квалификации и навыков капитана. Шторм может привести к кораблекрушению, однако нельзя исключать и благоприятного исхода[557]. Бегин, подобно Арафату, также рассматривал гражданскую войну в Ливане как потенциально благоприятную возможность. Вместе с другими израильскими министрами он полагал, что, поддержав Жмайеля и христиан в их конфликте с ливанскими мусульманами, Израиль сможет рассчитывать на мирный договор с соседней страной. Если у Жмайеля будет власть над всем Ливаном, израильтяне смогут жить спокойнее. Однако это означало, что успех операции «Мир Галилее» будет зависеть от одного главного и важного условия — успеха Жмайеля, а обеспечить этот успех у израильтян, в сущности, не было возможностей.
Начало операции «Мир Галилее» было назначено на 6 июня 1982 года, спустя несколько дней после покушения на Аргова (и практически через пятнадцать лет после начала Шестидневной войны), без особой шумихи. Планировалось, что операция потребует несколько дней, и первичные цели были достигнуты достаточно быстро, благодаря строгой координации действий авиации и сухопутных частей Армии обороны Израиля. Однако практически сразу после начала операции Шарон начал говорить Бегину о целесообразности постановки новых, более масштабных целей.
Еще с ранних времен Эцеля Бегин, согласно сложившемуся у него стилю руководства, брал на себя вопросы стратегического характера, оставляя другим проработку деталей. Так было при планировании операций, связанных с гостиницей «Царь Давид», с «Альталеной», с Дейр-Ясином, то же можно сказать и о ливанских операциях. Теперь, при ухудшении своего самочувствия, Бегин тем более вряд ли был в состоянии достоверно оценивать происходящее во всех подробностях. И в самом деле, когда Шарон, согласно одному из источников, начал настаивать на переходе к более активным действиям и продвижению на более значительную глубину территории Ливана, Бегин «требовал от министра обороны минимизировать потери в живой силе и тем ограничил свое оперативное руководство» военными действиями[558].
Как бы то ни было, эта давнишняя тенденция Бегина к невмешательству давала Шарону практически абсолютный контроль над ходом операции (хотя министры и надеялись — как выяснилось, совершенно напрасно, — что Шарону не будет предоставлена свобода действий). И Шарон незамедлительно заявил, что исходные задачи операции просто-напросто недостаточны. «Покуда командные центры террористов расположены в Бейруте, — давал он разъяснения через пресс-службу Армии обороны Израиля, — то вряд ли можно надеяться, что цели, поставленные перед армией, будут достигнуты в полной мере»[559]. После первых четырех дней боев израильские силы пересекли сорокакилометровый рубеж и продвигались к Бейруту.
Иехиэль Кадишай утверждал, что изначально Шарон также не намеревался пересекать сорокакилометровый рубеж, но что вскоре после входа израильских войск в Ливан он осознал, что под командованием Арафата находится значительно большее количество террористических групп. И хотя у него не было тяжелого вооружения, но в его распоряжении имелись хорошо обученные бойцы — в сущности, у ООП была армия. Угроза оказалась значительно более серьезной, нежели Бегин или Шарон могли предполагать до входа в Ливан, утверждал Кадишай[560]. В сущности, Бегин и Шарон начали беспокоиться, что боевики Арафата могут перейти границу и, захватив участок протяженностью в несколько километров между Ливаном и израильским городом Наѓария, объявить о создании палестинского государства на этом клочке земли. Эта территория была вне зоны, предоставленной Израилю в ноябре 1947 года решением Генеральной ассамблеи ООН, подчеркивал Кадишай, и потому, завладев ею, Арафат мог бы утверждать, что лишь возвращает то, что Израиль захватил во время Войны за независимость.
Насколько велика вероятность, что израильская разведка ничего не знала об отрядах палестинских боевиков? Насколько правдоподобно утверждение, что Арафат мог перейти границу, несмотря на явно выраженное военное превосходство Израиля? О лояльности Кадишая Бегину ходили легенды, и трудно сказать, в какой степени эта преданность могла повлиять на его воспоминания. Однако Кадишай настаивал на том, что Бегин был в полной мере информирован о действиях Шарона. И в самом деле, когда Кадишай сказал Бегину, что существует мнение, будто бы министр обороны манипулирует премьер-министром, Бегин резко повернулся к нему и внятно, по складам, ответил: «Йехиэль, мы про-дви-гаем-ся вперед!» Но все-таки большинство свидетелей событий, включая Арье Наора, полагали, что Шарон просто-напросто перехитрил Бегина[561].
Разница в возрасте между ними была значительной. Бегин никогда не отличался крепким здоровьем и на протяжении долгих лет страдал различными заболеваниями. Диабет у него обнаружили уже в возрасте 56 лет, в 1969 году; в дальнейшем его неоднократно госпитализировали по различным поводам. Весной 1977 года у него случилось сильнейшее пищевое отравление, а затем инфаркт, в результате чего он провел две недели в отделении реанимации тель-авивской больницы «Ихилов». Из больницы он выписался в таком состоянии, что от слабости едва мог держать авторучку.
