светофоре. Одно из немногих, что пока не изменилось за долгие годы «сна» Тимура. Она не слышала, ответила ли Дайана на прощание. В голове все гудело. Увидев ту, которая ухаживала за пациенткой, было уже невозможно залатать душевную рану. Так хотелось выговориться, и Тоня сама не знала, почему поспешила убежать прочь. Порог дома Тоня переступила с подвёрнутой из-за спешки и каблуков левой ногой. Желтоватая кожа на лице покрылась двумя яркими красными пятнами. Скинув ненавистные туфли, девушка, хромая, подошла к стойке. У конца стойки стоял небольшой шкаф. Открыв дверцы, Тоня достала наполовину заполненную бутылку и плеснула содержимое в стакан. Осушив залпом, она снова налила, как ей казалось, действенное средство от душевных мук. Вскоре бутылка стала пустой, однако Тоне нисколько не полегчало. Она потянулась за второй бутылкой, но в шкафчике стояли только пустая тара с открытыми горлышками. – Черт! – крикнув, Тоня швырнула стакан на пол. Осколки сверкали острием, упрекая неразумное создание за такое отвратительное отношение к вещам. Тоня отошла в сторону окна, размазывая пьяные слезы по лицу. Нога все настойчивее давала о себе знать, вгоняя девушку в безнадёжную хандру. Плотная завеса из тумана висела перед окнами грязным облаком. – Что вообще творится? – крикнула в пустоту Тоня, стукнув кулаком по стеклу. Теперь и рука заныла. Осталось снова зайтись в кашле, что и случилось. Тоня упала на колени, держась здоровой рукой за окно. Все тело сотрясалось, и Тоня не в силах держаться легла лицом к гостиной. Мнимый покой в пустой квартире давил на неё…
6
Наконец-то насыщенная рабочая смена закончилась, и можно спокойно посидеть немного в кресле, стоящем в сестринской комнате, – таковы мысли читались на лице Дайаны. Однако усевшись в кресле и размяв разболевшиеся ноги, она снова подумала об утренней встрече с Тоней. После выписки они ни разу не виделись, поэтому медсестра никак не могла выкинуть сухой и ничего не значащий разговор из головы. Несмотря на кажущуюся беззаботность в голосе, Дайана уловила в голосе надрыв. Но у неё не было времени, чтобы продолжить неожиданную встречу, и теперь она опасалась, что не все так хорошо. Дайана наверное так и сидела дальше, если бы в комнату не вошла коллега, которая сменяла её. Наспех собравшись, Дайана выскочила на улицу, где даже ночь не смягчала давящий эффект от дымчатого тумана, сквозь которого не пробивалось даже солнце. На углу, где ей довелось перекинуться парой слов с Тоней, она почему-то пошла не в свою сторону. Обжигающие язычки тревоги проходились в сердце, и она продолжала идти. Плотное покрывало, больше напоминавшее половую тряпку с пятнами из-под кетчупа, что-то накрывало. Возле него расхаживали люди в полицейской и медицинской форме. Несколько машин с мигалками на крыше. Один из полицейских увидел, как Дайана стояла слишком близко, по его авторитетному мнению, возле огороженного места. – Прошу отойти подальше, здесь нет ничего интересного – труп девушки, которая зачем-то бросилась с крыши. Хотя её уговаривали этого не делать. Дайану словно кольнуло. Неужели это…. Нет, она боялась предположить, что… – Девушку не Тоня Валеева звали?… В бесстрастном лице отгонявшего появился интерес. – А вы знали эту девушку? Дайана едва устояла на ногах. Даже показалось, что земля затряслась. Нет, не знала, – и тут женщина не слукавила. Она действительно не знала ни Тимура, ни Тоню. Для неё это был всего лишь один из многочисленных подопечных.
Спутник
Тина вяло брела по разбитым улицам, полных дорог с ямами величиной с воронку после бомбёжки, разрушенных домов с пустыми оконными проёмами и упавшими стенами, горящими автомобилями, из которых наружу вырывались языки пламени. Ей казалось, что из автомобилей выскакивали люди. Прозрачные и парящие над ямами. Приближаясь к озадаченной девушке, они тут же испарялись. Всюду крики, больше напоминавшие предсмертные вопли, шум чего-то разрушающего, оглушающие хлопки. В горячем воздухе – спёртый запах гари, пыли и жареного мяса. Тине все время хотелось закрыть уши, чтобы не слышать ошеломляющего шумового коктейля, только это ничего не давало. За плотно приставленными ладонями все равно децибелы не думали опускаться до черты «выносимо». На влажных от постоянного облизывания губах оседали крупинки мусора, который норовил залезть ещё и в слегка вздёрнутый нос, вслед за жужжащими мухами. Крылатых гадов было так много, что они, будучи в стае, образовывали тёмные облачка. Даже слышался их хоровой гул. Помимо страданий от ужасающего вопля незнакомой улицы под небом, дочерна серым из-за тяжёлых и низко свисавших туч, Тина испытывала чудовищную боль во всём, что начиналось от нижней челюсти и до самого конца шеи. Глотать – было той ещё пыткой. Говорить тоже не представлялось возможным: шея онемела. Однако это только на первый взгляд: на деле, Тина и держала ладони на ушах не только чтобы ничего не слышать, но и чтобы придерживать сломанную шею. Стоило ей расслабиться, так голова тут же безвольно падала на грудь свинцовым мешком. Из-за непривычного положения руки постоянно ныли и немели. И в такие минуты Тина укладывалась прямо на тротуаре и клала голову на него, чтобы дать руках отдых. Дыхание со свистом вырывалось из лёгких. Мухи тут же налетали на открытое потное лицо, несмотря на яростные махи руками. К её постоянному ужасу, она не знала, сколько это длится. День? Неделя? Месяц? Каждый новый день всегда повторял предыдущий: она просыпалась под стеной одного и того дома, наполовину разрушенного огнём и покрытого густой копотью, и видела, как снова лежит на спине под открытым безрадостным небом. Даже если она могла вчера улечься в другом месте, место пробуждения не менялось, словно заколдованное. Голова слишком болела, чтобы предаваться размышлениям насчёт этой сложившейся чертовщины. И навязчивая тошнота. Тина на энный день с грустной иронией заметила, что это реакция организма на неизменную обстановку. Здесь любому не поздоровится. А уж пока ещё подростку – и подавно! До этого что у неё было? Ничего особенного: родилась в семье среднего достатка, была единственным ребёнком. Без значительных достижений как в учёбе, так и творческих и спортивных пробах в многочисленных кружках. Училась не лучше и не хуже других, подруги как у всех. Игрушки по праздникам. Любимая беспородная собака по имени Лесси, которую завели на двенадцатый день рождения девочки. Так обычно, что зубы сводит от скуки. Гром грянул двумя годами позже. В один из обычных вечеров родители позвали девушку на разговор за кухонным столом. Только одного выражения лица родителей ей хватило, чтобы понять, что случилось что-то ужасное. К
