к патриархату род в большинстве случаев утрачивал свое территориальное единство. Смена уксорилокального брака вирилокальным и материнского счета родства отцовским приводила к тому, что род делокализировался, распадался на отдельные группы сородичей, разбросанные по разным селениям и жившие здесь вперемешку с другими такими же группами. Повсюду, где разложение первобытнообщинного строя не принимало затяжного характера, функции патриархального рода как общественной ячейки сравнительно быстро переходили, с одной стороны, к патриархальным семьям, с другой — к первобытной соседской, а затем к соседской общине.
Установление патриархата сопровождалось постепенным ухудшением семейного и общественного положения женщины. Этому, в частности, способствовало развитие покупного брака. Если поначалу брачный выкуп до некоторой степени еще напоминал традиционные подарки родне невесты, то в дальнейшем размеры выкупа увеличились и на женщину стали смотреть как на обычный предмет купли-продажи. Девушка должна была беспрекословно повиноваться своим старшим родственникам, замужняя женщина — купившей ее семье: своему мужу, «старшему», «старшей». Если женщина хотела вернуться в родительский дом, ее родственники должны были вернуть выкуп; поэтому развод стал для женщины практически невозможен. Даже после смерти мужа она продолжала принадлежать купившей ее семье: установился обычай левирата, по которому вдова должна была вступить в брак с одним из братьев умершего. Уменьшение имущественных и наследственных прав женщины привело к тому, что у многих народов ее собственность свелась к одному приданому; ограничились и ее права на детей, в случае развода остававшихся с отцом. Патриархальный порядок наследования, требуя бесспорности факта отцовства, породил новые правила брачной морали. Супружеская неверность жены наказывалась отсылкой домой, членовредительством, даже смертью; напротив, муж продолжал пользоваться остатками прежней половой свободы. Состоятельные люди стали брать наложниц; местами как побочная форма брака возникло многоженство. Все это не могло не сказаться на бытовом положении женщины. В частности, появился ряд специфически патриархальных обычаев, предписывавших женщинам есть после мужчин, уступать им дорогу и т. п. Вслед за семейной сферой женское неполноправие распространилось на область общественной жизни и идеологии. Женщина была в большей или меньшей степени устранена от участия в общинных сходах, судах, в отправлении религиозных культов; многие патриархальные племена стали смотреть на нее как на нечистое существо, которое одним своим присутствием, особенно в период специфически женских отправлений — менструаций, родов, — может осквернить окружающее. Так, у гольдов женщине запрещалось переступать через орудия охотничьего и рыболовного промысла, во время менструаций подходить к охотникам и укладывать нарты, рожать в домах и т. п.
Энгельс охарактеризовал установление патриархата как всемирно-историческое поражение женского пола. Муж захватил в доме бразды правления, а «жена была лишена своего почетного положения, закабалена, превращена в рабу его желаний, в простое орудие деторождения»[96].
Поздний матриархат.
Как говорилось, разложение первобытного общества не всегда проходило в форме патриархата. Советскими этнографами (А.М. Золотарев, С.П. Толстов) было установлено, что первобытное общество нередко перерастало в классовое непосредственно в условиях распадавшегося материнского рода. Этот вариант развития, поздний матриархат, меньше распространен и все еще хуже изучен, чем патриархат, но бесспорно зафиксирован в ряде этнографических обществ. Таковы, например, микронезийцы, малайцы — минангкабау Суматры, гаро и кхаси Горного Ассама, ашанти, дагомейцы и некоторые другие народы Тропической Африки. У всех этих народов в условиях более или менее значительного социального расслоения сохранились сильнейшие остатки материнско-родовых порядков, показывающие, что частная собственность, классы и государство вызревали здесь без предварительного превращения материнского рода в отцовский.
Микронезийцы ко времени и в начальный период колонизации занимались на одних островах преимущественно мотыжным земледелием, на других — преимущественно рыболовством; их единственным домашним животным была курица. Скудная природа островов ограничила их ремесла главным образом обработкой камня и раковин, дерева и растительного волокна; существовал зато довольно развитый обмен. В целом островитяне стояли на грани перехода от первобытнообщинного строя к классовому: они знали частную собственность, общественное неравенство, власть наследственной аристократии, местами рабство. Но в то же время у них еще не исчез и материнско-родовой строй. Так, островитяне Восточной Микронезии делились на делокализированные матрилинейные роды и материнские домовые общины. Последние были основаны на уксорилокальном или дислокальном браке и состояли из 30–40 человек, ведших общее хозяйство под руководством старшего мужчины и старшей женщины. Порядок наследования был строго матрилинейным. Женщины сохраняли равноправие и независимость вплоть до свободы внебрачных связей; дети в случае развода всегда оставались с матерью.
Минангкабау, по крайней мере, с первых веков новой эры, занимались главным образом ирригационным земледелием, выращивая рис, кокосовую пальму и различные огородные культуры. Земледелие было мотыжным, но местами применялся и деревянный плуг.
Подсобную роль в хозяйстве играло разведение крупного рогатого скота и лошадей, а также рыболовство и охота. Высокого развития достигла ремесленная деятельность, в частности обработка меди и драгоценных металлов, гончарство и ткачество; велся оживленный обмен как между различными районами страны, так и с другими островами Индонезии. Уже в XII в. сложилось раннеклассовое княжество Минангкабау, но в то же время здесь вплоть до начала XX в. удерживались многочисленные родовые пережитки, позволяющие реконструировать основные черты позднематриархального строя. Все минангкабау делились на две фратрии («ларас») и четыре рода («суку»), которые распадались на более мелкие родовые группы («кампуэнг») и домовые общины («сабуа паруй», буквально «происходящие из одного чрева»), насчитывавшие до пяти поколений ближайших родственников. Члены рода были связаны нормами экзогамии и кровомщения, но уже делокализировались в разных соседских общинах («нагари») и утратили хозяйственное единство. Собственность на землю принадлежала сабуа паруй, верховная собственность — нагари. Хозяйство велось сабуа паруй или, при разрастании последних, их крупными подразделениями, жившими в одном общем доме. Вся пережиточно сохранившаяся родовая организация минангкабау была строго матрилинейна: счет родства велся от общей родоначальницы и только по женской линии, имущество передавалось родственникам со стороны матери. Брак оставался уксорилокальным или дислокальным; домовая община состояла из женщин с их братьями и детьми и, следовательно, была целиком материнской. Женщины продолжали пользоваться влиянием в семье и обществе. В совете большесемейной общины активную роль играла старейшая из женщин («индуа» — мать), а ее старший брат был официальным главой общины.
Гаро и кхаси занимались подсечно-огневым, реже террасовым земледелием, дополнявшимся разведением коров и свиней. С XII в. оба народа входили в состав раннеклассовых государств Ассама; у них существовали частная собственность и социальная дифференциация. Экономическими ячейками общества были отдельные семьи, объединенные в соседские общины. Род у гаро и кхаси сохранил лишь общественное и идеологическое значение: сородичи соблюдали обычаи экзогамии, отправляли родовые религиозные культы. Однако, как семья, так и род полностью сохранили свой материнский характер. Брачное поселение было уксорилокальным, счет родства — матрилинейным, собственность передавалась по материнской линии и,
