— Снимите это с меня! — велела Лена, жестом указывая на свою одежду.
Преподаватель поперхнулся. Прочистил горло. И заторможенно уточнил.
— Что… сделать?
Не чувствуя земли под ногами и не замечая ничего вокруг, она стремительно сократила разделяющее их расстояние. Сотрясая воздух своим частым дыханием, девушка возмущенно воскликнула:
— Снимите это с меня! Немедленно! Я не собираюсь по вашей милости ходить по универу в испорченной одежде, как… как оборванка! Меня же засмеют… чего вы улыбаетесь? Раздевайте меня давайте! Скорее раздевайте!
Но Макаров реально смеялся. Гоготал, точно породистый жеребец.
И чем сильнее Лена злилась и краснела, тем «довольнее» он выглядел.
— Хватит ржать! — окончательно озверев, Белова треснула его по руке.
О… взгляд, которым наградил ее преподаватель, был острее битого стекла.
— В какой момент своей жизни ты решила, что со мной можно так себя вести? — вкрадчивый полурык. — Или что я спущу подобную дерзость тебе с рук?
— А вы? В какой момент своей жизни вы решили, что можете портить мои вещи, когда вам заблагорассудится? Ладно бы просто испортил… но нет же! Все с корнем вырвал! Теперь я ее снять не могу!
— Почему?
— Да потому что… уф! Как же вы не понимаете? Сама дырка маленькая! — уже практически кричала Лена, будучи не в силах обуздать свои эмоции. — А голова-то большая! Она на нее даже не натягивается!
— Кто-кто не натягивается?
— Вы что, слепой? — возмущенно топнула ногой Белова. — Головка моя несчастная не пролезает вот в эту дырочку! Не помещается она там! Так ясно?
— Пре… предельно!
Виктор Эдуардович прикрыл глаза рукой, содрогаясь всем телом от дикого гогота. В тот самый момент Лена осознала, что в комнате тихонько похрюкивает от смеха кто-то еще. Кто-то, кого она изначально не заметила, когда влетела в кабинет физрука взбесившейся фурией.
Холодея изнутри, девушка медленно отыскала взглядом источник звука и остолбенела, обнаружив на кожаном макаровском диване Каримова.
«О, Господи! Он с самого начала… был здесь!»
И не просто был. Все видел. Все слышал. И так же сильно над ней хохотал.
Марат Евгеньевич даже за живот держался, пытаясь успокоиться.
«Боже… какой стыд!»
Лена внезапно ощутила себя конченой идиоткой.
Глупой и никчемной. Беспомощной и уязвимой.
Растерявшись, она склонила голову, чувствуя, как на глазах от обиды наворачиваются слезы, и нижняя губа предательски дрожит. Невнятно пробормотав извинения, Белова собиралась оставить этих двоих наедине. Но Макаров неожиданно заключил ее в свои объятия и произнес, все еще улыбаясь:
— Ну, все! Все! — успокаивающе провел рукой по спине. — Пошутили, и хватит, да? Не расстраивайся. Все будет хорошо, сейчас я тебя в два счета раздену. Нашла, из-за чего пережи… Так, Марат! Реально, хорош уже ржать! Не видишь, что ли? У нас тут… трагедия века! Раздеться никак не можем!
Заведующий кафедрой поднялся со своего места:
— Да вижу я, вижу! — протянул он задумчиво. — Помочь?
— Мечтай! Сам справлюсь!
— Ну, как знаешь! — напоследок Серп сочувствующе хмыкнул. — Ох, Витя! Не ищешь ты легких путей!
— Уж кто бы говорил!
— Хм! Справедливо… Бывай!
Когда за Каримовым захлопнулась дверь, Лена медленно вывернулась из объятий Виктора Эдуардовича. Ее сердце колотилось так сильно, что пульс гудел даже в висках. Зато вся злость мигом испарилась.
Переминаясь с ноги на ногу, она вкрадчиво поинтересовалась:
— Так что… Вы поможете мне?
— Угу! — преподаватель едва заметным движением заправил ей за ухо выбившуюся прядь волос. Банальный жест, но какой же бурей он отозвался внутри. В недрах ее глупой, до чертиков влюбленной в него души. — Готова?
Перебарывая дрожь во всем теле, Белова кивнула.
В тот же миг горячая мужская ладонь легла на ее горло.
Секунда, и его пальцы скользнули внутрь, под вырез толстовки.
Затем Макаров проделал то же самое со второй рукой и резко дернул ткань в противоположные стороны. Не выдержав мощи и напора, молния покорно расползлась, даруя девушке долгожданную свободу.
— Спасибо! — облегченно выдохнула Лена, пытаясь отнять у него полы своей толстовки, которые мужчина стискивал в кулаках слишком уж крепко. — Ну, я, наверное, пойду…
— Пойдешь, пойдешь! — прервали ее бесцеремонно. — Но сильно не спеши!
Встрепенувшись, Виктор Эдуардович отстранился.
Обошел свой рабочий стол с другой стороны и открыл верхний ящик.
Как оказалось позже, там лежало его портмоне.
Достав деньги из кошелька, он протянул ей шуршащую банкноту:
— Возьми! Купишь себе новую взамен испорченной.
Белова машинально вцепилась в пятитысячную купюру, однако вскоре обнаружила, что их две. Недоуменно уставившись на мужчину, она обратила его внимание на данный факт:
— Здесь в два раза больше…
— Все верно.
— Нет, неверно! Я не возьму лишнее!
— Почему?
— Просто… это странно! Зачем?
— Допустим, я так хочу.
— А я не…
— Считай это моими извинениями. Купишь себе толстовку и еще что-нибудь.
— Нет, мне такие извинения не нужны…
— А какие тебя устроят? — вкрадчиво. — Такие сойдут?
— …достаточно компенсации и…
Договорить она не успела, потому что Макаров внезапно материализовался прямо перед ней. Подхватив на руки, он усадил ее на стол. А сам вклинился между бедер и с первобытно-утробным стоном набросился на ее губы.
Белова опешила. Умом понимала, что должна оттолкнуть его. Остановить.
И чем быстрее, тем лучше. Но… собственное тело казалось чужим.
Неподвластным ей. Он целовал ее дико. Ненасытно. Даже больно.
Словно поглощал. Словно пожирал. Словно утолял свою жажду.
А в объятиях сжимал так сильно, что временами невозможно было дышать. Особенно, когда его язык вовсю хозяйничал в глубинах ее рта.
— Детка моя! — хрипел он в крохотных перерывах. — Малышка моя безумная!
«Твоя! Только тво… погодите-ка! С чего это? У тебя же есть… другая!»
Как нельзя кстати вспомнив о существовании Татьяны, Лена настырно увернулась от очередной его ласки. Такой желанной, но такой… недопустимой.
«Я обещала себе! Я. Себе. Обещала.»