чтобы быть правдой. Но факты упрямая вещь, и все, что он до сих пор узнал об Источниках и «волках», говорило в пользу реальности того, о чем рассказывала ему младшая сестра. К слову сказать, информация о её происхождении многое объясняла, как в его, возможно, отнюдь неслучайном выборе, так и в том, как отнесся к Габи их Золотой человек. Наследственность, и вообще-то, является серьёзным фактором, недаром же маги так увлечены своими родословными. Генетические исследования находятся пока, правда, в самом начале пути, но интуиция ученого подсказывала Трису, что развитие новой науки может привести к замечательным результатам. Это и ещё, разумеется, то, что благодаря Габи, их клан стал обладателем по-настоящему сокровенного знания, вселяло в него гордость. Но одновременно порождало тревогу.
Трис беспокоился о Габриэлле. За эти месяцы она стала его сестрой не только по формальным признакам. Он, как ни странно, проникся к ней уважением и, пожалуй, даже любовью. Она была дорога ему, и он не мог не беспокоиться, зная с визитом к кому она сегодня отправилась. В этом смысле, он слишком мало знал о волках, чтобы понять, чего добивается её родной дед. Сковья был чужд всему человеческому, а значит, было крайне сложно, — если возможно вообще, — предугадать ход его мысли, его мотивы и планы. Оставалось надеяться на удачу и на то, что Габи только выглядит юной девушкой, являясь, на самом деле настоящим бойцом. Умная, сильная и волевая, она, по идее, должна была справиться и с этим вызовом. И все-таки, все-таки… После всего, что они уже пережили, как семья, не волноваться о ней он просто не мог. И поэтому, занимаясь теми или иными вопросами, — встречаясь с людьми и изучая документы, — подспудно он все время отслеживал ситуацию, готовый к моментальной реакции на любой вызов.
Однако время шло, и ничего не происходило, и главное — Трису было крайне сложно решить, сколько времени Габи может провести в гостях у Сковьи. Разговор по душам и, тем более, серьёзный «разбор полетов», — ещё одна вырванная из контекста фраза, принадлежащая его забытому прошлому, — могли занять и час, и три часа и даже весь вечер и всю ночь. Иди знай, как повернется разговор. Может быть, щедрый дед раскроет перед своей внучкой такие глубины мудрости и сокровищницы знания, что ей и не захочется уходить. Но могло случится и по-другому, поскольку намерения волка были неясны, а сам он представлялся весьма опасным контрагентом.
Итак, время шло, и вечер уже вот-вот готовился превратиться в ночь, а Габи все ещё не появилась в палаццо Коро и даже не позвонила. Неведение угнетало, но и вмешаться было нельзя. Не мог Трис отправиться по известному адресу, и позвонить в этот отель тоже не мог. Правила хорошего тона не оставляли ему выбора. Он мог только ждать. И он ждал, но, к счастью, в двенадцатом часу вечера Габи позвонила сама и, коротко сообщив, что едет домой, дала отбой.
«Что ж, — с облегчением выдохнул Трис, — по крайней мере, она жива. Послушаем теперь её рассказ».
Однако в следующее мгновение он осознал странный факт. Тревога, сопровождавшая его в течении всех этих долгих часов, возникла не на пустом месте. Вернее, именно из-за чувства «пустоты» она и возникла или, вернее, усилилась. Сейчас, когда он говорил с Габи, но, скорее всего, чуть раньше, где-то, наверное, за четверть часа до того, как она телефонировала домой, «пустота» закрылась, и его отпустило. Это было какое-то совершенно новое ощущение. Что-то, с чем Трис никогда прежде не сталкивался. Сначала возникновение чувства «пустоты», — он просто не мог пока подобрать лучшего определения, — а затем «исчезновение» этого чувства, словно бы, там, где только-что чего-то не хватало, все стало, как всегда. Учитывая временной фактор и сопутствующие ему обстоятельства, связано это могло быть только с Габи. И единственной здравой идеей, которую выдал на-гора мозг Триса, было предположение, что Сковья каким-то образом может «экранировать» Габи, как бы вырывая её из их общего пространства. Но, если это так, то следовало предположить, что превращение девушки в его младшую сестру породило некую внечувственную связь между ними двумя. Просто в обычных обстоятельствах он чувствовал её присутствие постоянно и, соответственно, не обращал на это внимания, привыкнув к этому ощущению, как к некой неизменной составляющей его внутреннего мира. Но стоило ей исчезнуть из зоны его восприятия, как он ощутил тревогу, ещё не сознавая, что все дело в «пустоте», возникшей там, где должна была находиться Габи.
«Любопытное открытие, — констатировал Трис. — Вернее, сразу два открытия. Во-первых, мы с ней теперь связаны, но природа этой связи мне неизвестна. А во-вторых, волки, ну или, по крайней мере, один из них, способны разрывать эту связь. И что это за способность такая, я тоже не знаю».
Да, здесь явно было, о чем подумать, но, разумеется, не сейчас, когда он ждал возвращения сестры. И она, к слову сказать, не заставила себя долго ждать. Заявилась буквально через полчаса и сразу же, не раздеваясь, направилась в кабинет Триса. Он легко отслеживал её перемещения по палаццо, — в своем доме магия позволяла ему и не такое, — и определил с точностью до мгновения тот момент, когда она аккуратно постучала в дверь, и, открыв её, вошла в кабинет.
— Привет! — сказала, чуть улыбнувшись и снижая этим эффект своего несколько легкомысленного и совсем неформального обращения к брату.
Поставила на пол принесенный с собой большой кожаный баул и стала снимать пальто. В отношениях наедине она не терпела, чтобы он помогал ей с верхней одеждой. Такой вот всплеск самостоятельности.
— Рад, что ты наконец вернулась, — испытующи посмотрел на неё Трис.
Он пытался уловить сейчас её настроение и понять, что в ней изменилось за несколько прошедших с их последней встречи часов. Что-то точно изменилось, но что?
— Волновался? — спросила между тем Габи, небрежно кинув пальто на один из поставленных у стены стульев. — Тревожился?
— Не без этого, — ответил Трис, переключившись с её непонятного настроения, — то ли возбуждена, то ли, напротив, пытается скрыть навалившуюся вдруг усталость, — на её весьма оригинальный внешний вид.
Одета Габи была более чем странно. Коротковатые, — едва достигающие щиколоток, — брюки черного цвета, неприлично обтягивающие красивые длинные ноги. Светло-коричневые полусапожки на высоком тонком каблуке, какая-то необычного кроя белоснежная кофта из плотного трикотажа или чего-то вроде этого и расстегнутый длиннополый кожаный пиджак бутылочного цвета.
— Нравится? — спросила, поворачиваясь на месте, чтобы продемонстрировать себя со всех ракурсов.
— Нравится, — должен был признать Трис.
Это было странно, поскольку не соответствовало ни общепринятому
