отдавали этим вечерам Вадим Шершеневич, Александр Кусиков и сосед дяди Гиляя по дому в Столешниковом Ипполит Соколов — он жил этажом выше. К первым годам революции Ипполит со всем пылом молодости увлекся поэзией, ходил на курсы стиховедения, где читали лекции Брюсов, Белый, Иванов. На курсах Ипполит познакомился с молодым поэтом Иваном Грузиновым, увлеченным имажинистами, но главное — Сергеем Есениным, его поэзией. Вскоре Иван Грузинов занял одну из комнат в квартире, где жил Соколов, и у них стали собираться молодые поэты: Борис Земенков, Галина Владычица, Сергей Спасский, Семен Родов. Случалось, вся молодая компания заходила к дяде Гиляю. С интересом присматривался он к этому молодому поэтическому сообществу. Их горячность была достойна поощрения и уважения, но стремления иногда вызывали сожаление.
— Преходяще! — говорил дядя Гиляй, рассматривая очередную маленькую книжечку стихов И. Соколова, на обложке которой стояло: «Ипполит Соколов. Полное собрание сочинений, издание не посмертное. Том 1, не стихи».
Иногда Иван Грузинов заглядывал в Столешники один. Он нежно привязан был к Есенину, страдал из-за жизненной неустроенности поэта. Грузинова можно было увидеть везде, где бы ни появился Есенин. За чаем, не умолкая, рассказывал он о Есенине, читал его стихи. Как-то Есенин появился вместе с Грузиновым в Столешниках, и тут выяснилось: давно хотел Сергей Александрович подробней расспросить дядю Гиляя об Иване Кулакове — хозяине нескольких известных в старой Москве ночлежных домов на Хитровке. Одна из этих ночлежек, особенно страшная, так и называлась — «Кулаковка». Интерес Есенина к Кулакову вот откуда шел: прототип героини его поэмы «Анна Снегина» — Л. И. Кашина — была дочерью Кулакова. Кулаков имел в Константинове дом, где Кашина жила и где встречался с ней С. А. Есенин. Так и провели вечер в разговорах о старой Москве, о Хитровке…
Не раз прерывал свою работу дядя Гиляй и шел на заседания общества «Литературный особняк». Тоже поэтическое объединение молодых, решительных приверженцев классической поэзии. Сначала клуб «Литературного особняка» был на Арбате, затем его участники стали собираться в Союзе писателей. Здесь встретился и познакомился дядя Гиляй с Николаем Ащукиным — интересным и увлеченным человеком, много лет сотрудничавшим с ярославским издательством Н. Ф. Некрасова — племянника великого поэта. В «Литературном особняке» молодой поэт Л. Кунин проводил вечер о Блоке, Н. Бруни посвятил свое выступление поэзии Волошина, Иван Аксенов делал доклад «на тему по выбору публики» — так стояло в афише. В Столешники регулярно приходили извещения об очередном заседании «Литературного особняка», отпечатанные на тонкой папиросной бумаге. Однажды и дядя Гиляй читал в «Литературном особняке» свою поэму «Стенька Разин». В Союзе писателей собиралось также объединение «Литературное звено», основанное В. Л. Львовым-Рогачевым, здесь постоянно бывали Есенин, Кусиков, много литературной молодежи.
Как-то состоялось знакомство Гиляровского с поэтом Василием Каменским. Они встретились, когда вышла поэма Каменского «Стенька Разин — сердце народное». Понял его Стеньку дядя Гиляй, но «Танго с коровами» не хотел понимать. Так и писал Каменскому: «…мода тебя футуристическая заела, а не к лицу она тебе, потому чужая, но это молодость, молодость забубённая, она пройдет, а все чистое останется».
Бывал в Столешниках Артем Веселый. Действительно, веселый, приветливый человек. Дядя Гиляй любовался цветущей молодостью Артема, ярким румянцем щек, который оттеняли большие, черные, как смоль брови и непокорная густая шевелюра. Когда вышла повесть Артема Веселого «Гуляй, Волга», он рассказывал дяде Гиляю, что работал над ней шесть лет, что имена персонажей повести, заинтересовавшие Владимира Алексеевича, скажем Репка, выбирал в архивах из актов.
Это было дяде Гиляю очень любопытно. Значит, герой его рассказа «Атаман Репка» — реальный человек, жил и в исторических актах и перешел в книгу «Мои скитания».
Константин Георгиевич Паустовский. Смуглый, худой, тонкий, совсем молодой, удивительно внимательный и чуткий человек, дивный рассказчик. Он постоянно бродил по России, то где-то у моря, то по лесам и, возвращаясь, приносил в Столешники свежий ветер своих бесконечных странствий. Особенно часто приходил с тех пор, как стали соседями. Паустовский поселился в новом, выстроенном в Столешниковом переулке кооперативном доме писателей. Он дружил с зятем дяди Гиляя — Виктором Михайловичем Лобановым, вместе они сотрудничали во многих газетах и вместе рассказывали дяде Гиляю о редакционных новостях.
Из литературной молодежи дружил дядя Гиляй с писателем Александром Никаноровичем Зуевым. Он был родом из Архангельска, хорошо знал любил Север — спокойной, преданной любовью северянина. Нравилась в Никанорыче, так его называли все в Столешниках, неторопливость в движениях, в разговоре, умение слушать и слышать человека, доброжелательность. Иначе к нему не обращался дядя Гиляй как «мой юный друг».
Случалось, Александр Никанорович уезжал, и тогда дядя Гиляй посылал Саше на Север весточки. В 30-х годах он не мог и подумать о поездке в родные края, потому что был не совсем здоров и очень много работал. Между тем памятью постоянно возвращался к родине, к местам далекого детства, к вологодским лесам. И отправлял Саше Зуеву из Столешников письма:
Там детство я провел. Там родина моя… Сиянье северное. Волчий вой метели, Корявые березки. Купольные ели И снежной тишины суровые края Я как-то бросил. Отдал юность я, С моим характером тревожным, беспокойным, И приключениям и войнам, До старости мотался по концам земли, От родины вдали, И вот теперь, уж на закате дней, Я вспоминаю с детской радостью о ней. Землянки, полянки, Ароматные долины,
