даже подумать о ее выкупе? Босс Урамон в этом участвовать не захочет – у нее было слишком много дел на границе Товабары. Годо бы с радостью прибрал к рукам отпрыска Конды, но главарь разбойников непременно вырежет самого Тоши из сделки … вероятнее всего, путем отрезания головы.
Он даже подумывал убежать к Хидецугу, но даже, несмотря на то, что он мог бы продержаться у него неопределенное количество времени, он вовсе не хотел вдаваться в объяснения, почему он отложил месть за Кобо, ради попытки обменять дочь Даймё на что-нибудь для себя лично. Хидецугу очевидно будет крайне эмоционален по поводу утраты своего ученика, а никогда не стоило находиться рядом с разъяренным о-бакемоно.
Тоши встал, держа голову наклоненной, чтобы не задеть низкий потолок, и прошел к входу в пещеру. Он вспомнил, каким загнанным он себя чувствовал, когда соратами преследовали его в Нумай. Теперь, едва ли не каждое живое существо во всем мире охотилось на него, или на принцессу.
- Мой мальчик, - произнес дружелюбный голос. – Ты и половины всего не знаешь.
Тоши мгновенно развернулся. Голос, казалось, звучал прямо за его спиной, но в пещере не было никого, кроме Мичико. Он повернулся опять и выглянул в хмурое предрассветное небо.
Луна все еще была высоко, в виде вертикального серебряного полумесяца. Она висела прямо над верхушками деревьев, словно до нее можно было дотянуться и дотронуться.
- Я знал, что ты рано или поздно меня заметишь.
Тоши затаил дыхание, когда луна наклонилась, медленно приподнимая один край полумесяца, пока он не стал похож на широкую пародию улыбки.
Улыбающаяся луна спустилась, плавно проплывая сквозь кроны деревьев, и остановилась, паря над землей, в паре ярдов от того места, где стоял Тоши. Затем она уменьшилась и маленькая, мальчишеская фигура образовалось за ней. Он был меньше, чем акки, синего цвета, и его тело, казалось, состояло из окружностей. У него была круглая голова, толстые, надутые щеки, и мягкий выпирающий живот. Его маленькие толстые пальцы венчали короткие пухлые ладони на похожих на сардельки руках. Он походил на человека, но его синий цвет и странные пропорции казались Тоши комичным результатом неудавшегося заклинания.
- Это, - громко произнес Тоши, - что еще такое?
Маленький человечек улыбнулся, и его щеки сморщились так, что глаза почти исчезли. Его зубы сияли серебром, подобно лунному свету в безоблачном небе, и кусочки сверкающего льда поблескивали в воздухе вокруг его головы.
- Я Улыбающийся Ками Полумесяца, - сказал он. – Но ты можешь звать меня Мочи.
Тоши достал одной рукой джитту, а второй длинный меч. – Ты ками? У меня в последнее время одни неприятности от ками.
- Я дружелюбный ками, мой мальчик. Веселый и полезный.
- Ты не похож на ками.
- О? И как же ты стал экспертом в этом вопросе? Что ж, расскажи, как должны выглядеть ками?
- Не как перекормленные синие черти. Не так, как ты.
- Клянусь тебе, что я из какуриё. Я из мира духов, принадлежу миру духов, и переживаю за мир духов. Я часть одного из древнейших и наиболее почитаемых ками, признанных вашим миром. – Мочи ободряюще улыбнулся. – И я здесь, чтобы помочь тебе.
- Прошу прощения. Мне нужна твоя помощь?
- О да. Тебе нужна моя помощь. Поверь мне. И ты не представляешь насколько. – Он помахал рукой, создавая след из серебристо-синего дыма. В его клубах Тоши увидел беспорядочные образы … обезумевшие змеи, ползущие друг через друга в громадном, кишащем комке … разъяренные кицунэ мчащиеся сквозь лес … сотни всадников, выезжающих из ворот Эйгандзё. Все сцены обладали ощущением движения, и каждая из них была направлена прямо на Тоши.
- Когда я послал тебе те знамения за твоим домом в Нумай, я пытался упростить тебе жизнь, - сказал Мочи. – Я и представить себе не мог, что ты сможешь заварить из этого такую кашу.
Маленький синий человечек все еще улыбался. – Так, ты хочешь послушать? Или продолжишь пошутить над моим внешним видом?
Глава 22
Генерал Такено вышел к внутреннему двору башни, где его ожидали более тысячи солдат, верхом на своих лошадях. Они вдохновляли одним своим видом, построенные в идеальные шеренги под развивающимся штандартом Даймё с изображением луны и солнца. Их начищенные доспехи сверкали в утреннем свете, и первые лучи солнца отражались в их шлемах. Это была армия Конды, мощнейшая боевая сила во всем мире. Другие правители использовали колдунов и гигантских животных для контроля битвы, но Конда добивался этого силой собственной личности и дисциплины. Ни одному племени или нации никогда не удавалось одержать верх над Товабарой в бою: ни армиям, ни магам, ни лживым ками, изводившим его земли, подобно стае потусторонних волков.
Пропитавшись гордостью, Такено поднял меч. Боевой клич старого солдата прокатился по всему внутреннему двору, и воины подхватили его. Как только первая дивизия села на лошадей, Такено резко махнул мечом вниз, и солдаты галопом понеслись из внутреннего двора башни.
Такено взмахнул еще раз, и вторая дивизия вооруженной волной хлынула из крепости. Он взмахнул в третий раз, и последняя дивизия выехала за ворота.
Высоко над своей головой Такено видел башенное окно Даймё, за которым великий правитель наблюдал за своим войском. Объединенные вместе, три дивизии создали единую массу из людей и лошадей, скачущих по десятеро в ряд, бок о бок, заполняя собой всю дорогу от великих ворот до отдаленных холмов.
Пусть разбойники дрожат, думал Такено. Пусть акки прячутся в своих норах. Вся мощь отцовской любви к своей дочери выкосит их всех, словно пшеницу.
Такено с завистью наблюдал за тем, как последний всадник исчез за холмами. Если бы его повелитель отпустил его, он был бы сейчас во главе армии, ведя своих йабусаме на, вероятно, самую личную миссию из всех, что Даймё ему когда-либо поручал. Но Такено был генералом, а Товабара была объята войной.
С грустью, он медленно повернулся и побрел обратно в башню, ожидать новостей об успехе кавалерии.
* * * * *
На ритуальной поляне орочи-бито бесчисленное количество змей сплелись, извиваясь и танцуя в факельном свете. Когда солнце начало пробиваться сквозь верхушки деревьев, группа людей шаманов каннуси опустились на колени в центре кишащих змей, молясь и шипя на родном языке орочи.
Большая куча земли и перегноя возвышалась в центре поляны. Первый луч утреннего солнца пронзил листву и вонзился в насыпь.
