Потом я уезжал. А вы меня даже на новой работе отыскали. Это что, я, как это вы говорите, на крючке?
Савин посмотрел на меня, как мне показалось, даже с некоторым презрением и усмехнулся. Я понял, что для человека из угрозыска, подобный вопрос звучит нелепо.
— Никто вас ни на какой крючок не сажал, — сказал капитан Савин. — А найти любого человека, если нужно, для нас не составляет особого труда. Вот найти преступника не всегда удаётся. В связи с этим полковник Никитин и вспомнили о вас. Короче, он всё вам объяснит. Помните Никитина?
— Николая Семёновича? Конечно, — подтвердил я. Только тогда он был подполковником.
— Я тоже тогда был старшим лейтенантом.
— Да, время идёт, — философски изрёк я…
Полковник Никитин встретил меня как старого знакомого, провёл в кабинет, куда зашел и капитан Савин. Никитин расспросил меня об Омске, заметил, что знает о привлечении меня органами КГБ к делу о золоте Колчака, чему я уже не удивился, и перешёл к делу.
— Видите, Владимир… Юрьевич, — «Юрьевич» полковник Никитин произнёс с заминкой, взглянув на меня, как бы оценивая.
— Раньше вы меня звали просто Владимиром, — заметил я.
— С тех пор вы заметно повзрослели, — улыбнулся Никитин, но тут же улыбка погасла на его лице.
— Ну, хорошо, — сказал полковник, — давайте к делу. Нам нужна ваша помощь в расследовании резонансного преступления, которое зашло в тупик. Вопрос с начальником УВД насчёт вас согласован…
Я про себя усмехнулся тому, что вопрос согласован у начальника милиции, а я как бы просто обязан. «Это называется «без меня меня женили», — беззлобно подумал я.
— У нас за последний месяц второй случай пропажи детей школьного возраста. По городу пошли слухи о маньяке. Дело дошло до первого секретаря, который требует немедленного раскрытия преступления, а у нас нет ни малейшей зацепки… Дело обстоит так. В первом случае девочка десяти лет пошла в магазин и пропала, во втором — пятиклассница возвращалась из школы, но до дома так и не дошла. Мы подумали, что, может быть, вы с помощью ваших психических способностей попытаетесь обнаружить местонахождение пропавших детей. Сейчас, сами понимаете, надо использовать любую возможность, чтобы найти пропавших. А если в городе действует маньяк, то его необходимо остановить. Да, не дай бог, до Москвы дойдёт. Тогда с нас всех не только погоны, но и головы поснимают.
Я молча слушал и мне, конечно, было всё равно, поснимают с кого-то погоны или нет, но, если пропадают дети и в городе появился маньяк — это серьёзно, и я не смогу отказаться и попробую помочь, если смогу.
— Времена меняются, — продолжал Никитин. — Сейчас в нашей системе и других структурах проводятся какие-то исследования на предмет сотрудничества с парапсихологами. Правда, большая часть такой информации засекречена, хотя, конечно, это не панацея в решении наших проблем, и официальной статистики об обращении полицейских за помощью к экстрасенсам нет, — сказал Никитин, и мне показалось, что он оправдывается за то, что приходится обращаться за помощью к «иным силам».
— Когда случилась последняя пропажа девочки? — спросил я.
— Три дня назад. Мать заявила об исчезновении дочери на следующий день, после того как обзвонила всех подруг, морги и больницы, а утром, потеряв всякую надежду, пришла в милицию. Первая девочка пропала неделю назад. О пропаже заявили оба родителя…
Никитин выдержал паузу и сказал:
— Давайте так. Этим делом занимается капитан Савин. Вы уже с ним работали. Пусть он введёт вас в курс дела и более подробно осветит вопрос. Если понадобиться моя помощь, можете обращаться.
И мы с Савиным отправились в его лабораторию.
— А где же ваши криминалисты? — спросил я, помня, что в прошлый раз, когда Савин привёл меня сюда, здесь сидели специалисты.
— А вы думаете, что криминалист привязан к своим столам и приборам? Нет, дорогой Володя, они вместе с оперативниками выезжают на места преступлений, осуществляют криминалистическое сопровождение при расследовании уголовных дел, участвуют в осмотре мест происшествия. Так что, все на объектах, — пояснил Савин. — Рутинная работа, но с помощью как раз нашей криминалистической техники раскрывается большинство тяжких преступлений.
В голосе Савина чувствовалась гордость, и я понял, что свою профессию он любит.
На столах и на полках лаборатории разместились приборы самых разных размеров и видов. Я отметил, что в лаборатории как-то стало теснее.
— У нас сейчас оснащение на самом высоком уровне, — заметив мой заинтересованный взгляд на незнакомые мне предметы, заполняющие почти всё свободное пространство, сказал Савин. — Это эхолоты, это георадар, а это классический «чемоданчики эксперта». Всё, что нужно для эффективной работы.
— А это что за прибор? — на полу стоял агрегат с металлическим ящиком и трубоотводом гармошкой.
— Это, брат, называется цианоакрилатная камера. Хорошая штука. С её помощью можно выявить любые следы пальцев рук на любых поверхностях, будь то металл, пластик, стекло или ещё что. Совсем недавно с помощью этой камеры мы доказали дачу крупной взятки одним чиновником. Стандартным способом обнаружить какие-либо отпечатки пальцев взяточника на банкнотах обнаружить не удалось, а судебная экспертиза, проведённая с использованием цианоакрилатной камеры, чётко установила принадлежность следов подозреваемых лиц…
Я сел за один из столов, на котором стоял микроскоп, штативы с пробирками, какие-то бумаги и лабораторные весы.
— Мне нужна фотография и что-нибудь из одежды девочки, которую она носила до последнего времени.
— Это придётся ехать к её матери, — удручённо сказал Савин. — Мать там в такой прострации, что не дай Бог… Ну, надо так надо.
Савин доложился Никитину, и мы поехали по адресу места жительства матери пропавшей девочки. Мы остановились у одной их хрущёвок в конце улицы Горького и поднялись на четвёртый этаж. Нам открыла молодая осунувшаяся женщина со скорбным лицом и заплаканными глазами. Она испуганно и вопросительно смотрела на Савина и очевидно страшилась вести, которую ждала услышать от него. В ответ Савин только пожал плечами и сказал:
— Пока ничего. Ищем…
— Нам нужна фотография вашей дочери и какая-нибудь её одежда, — попросил я.
— Зачем? — встревожилась мать.
— Этот человек может помочь, — успокоил её Савин.
Женщина пригласила нас в комнату, достала из серванта толстый растрёпанный альбом и нашла фотографию девочки, затем ушла в другую комнату, очевидно, за одеждой дочери.
С фотографии на меня смотрела девочка-подросток. Её наивные широко распахнутые глаза доверчиво глядели на меня. Изображение оставалось устойчивым, фотография не теряла своей трёхмерности, а взгляд излучал тепло и свет, и это позволяло с уверенностью предполагать, что девочка жива.
— Она жива, — сказал я, но ощущение опасности тревогой отозвалось во мне, и я добавил. — Но нужно спешить.
Мать, которая стояла
