к своим главным позициям у лагеря. В это же самое время османские суда с десантом из алая янычар вышли из Браилова и высадились на берег чуть выше места переправы. Выставленная Репниным на острове пушечная батарея открыла огонь и потопила пять судов на подходе.
Отряд генерала Шпета, усиленный Апшеронским и Смоленскими мушкетёрскими полками, Стародубовским и Черниговским карабинерным ударил по десанту и обратил его в бегство. Турки неслись сломя голову к судам, спеша на них укрыться. Вслед за ними устремилась русская кавалерия. В это самое время к месту боя подошли корабли Дунайской флотилии де Рибаса, которые потопили ещё четыре неприятельских судна. Множество турок, пытаясь добраться до отходящих в панике судов, утонуло, и тела их несло по течению вниз.
А возле Мачина в это время начиналась генеральная атака на главные османские позиции.
«Хорошо вот так вот шагать под барабанный бой в колонне: справа, слева плечо товарища, тесно, но зато надёжно, – думал Алексей, перебегая в цепи на новую позицию. – А вот мы, егеря, любим простор».
Левое крыло корпуса Кутузова, обогнув линию неприятельских ретраншементов, заходило туркам во фланг. Русская кавалерия сковала конницу противника, и уже ничего не мешало манёвру лёгкой пехоты. А вот и сам лагерь. Обнесённый валом с установленным частоколом и толпами турок на самом верху.
– Ура-а! – потрясая штуцером, прокричал Егоров.
– Ура-а! – заревели егеря, бросаясь вперёд за командиром.
– Бей жирную, лагерную сволочь! – крикнул озорно Горшков и заливисто свистнул.
– Штык им, тараканам, в брюхо! – проорал Южаков. – Они что, с нами воевать хотят?!
Тысяча грязных, чумазых, с закопчёнными лицами русских в потрепанных зелёных мундирах неслись по полю, блестя штыками. Вот они как по команде упали на одно колено, и вся их линия окуталась тёмно-серым дымом. До ушей турок долетел грохот ружейного залпа, и пули выкосили сотни защитников лагеря. Затем ударил ещё один залп, и ещё! Все егеря вдруг вскочили на ноги и ринулись с рёвом на вал.
Усталость, злость, какая-то сумасшедшая лихость несла Лёшку вперёд. Вновь, как и двадцать лет назад, он бежал с примкнутым к штуцеру штыком на врага.
– Ура, ребята!
– Ура-а-а! – гремело со всех сторон!
Вот он вал, и пробежав по нему немного вверх, он воткнул штык в ляжку первому турку, отбил удар сабли второго и потом пробил ему острым клинком грудь.
Рядом орудовал фузеей Толстой, на щеке подтёк крови, глаза круглые, бешеные. Митя орал что-то бранное и теснил дородного турка с длинноствольным карамультуком в руках.
– Сам я! – крикнул он, завидев, что Лёшка дёрнулся ему на помощь, и отбив в сторону ствол неприятельского ружья, резко выбросил фузею вперёд. Штык вошёл турку в шею, и он, забулькав, упал на землю.
Рывок вперёд – и вот Алексей уже на самом верху вала. Выхватив из кобур пистоли, он разрядил их один за другим в ближайших врагов. Волна русских егерей захлестнула позиции неприятеля, и оставшиеся в живых турки бросились бежать.
Корпус Кутузова зашёл неприятелю в тыл с западного фланга, и вся линия укреплений противника сразу же рухнула. До этого довольно стойко сражаясь с полками Голицына и Волконского, заслышав позади себя атакующий клич, турки в панике бросились бежать на юг. Русская кавалерия начала преследование.
Турецкий командующий Мустафа пытался восстановить порядок и попробовал было выставить новую линию войск за Мачинским озером, однако его воины, не слушая пашу, бежали в сторону Гирсово. Верховный визирь, который в это время шёл в направлении Мачина с тридцатитысячным войском, тоже был увлечён всеобщим паническим бегством. Вслед за ним неслась и вся брошенная им армия. Перед войсками Репнина боеспособных войск неприятеля более не было. Ожесточённое Мачинское сражение, длившееся шесть часов, завершилось полной победой русской армии. Ей можно было бы пойти вперёд в сторону Балкан и Стамбула, но Репнин не Суворов, генерал-аншеф и так уже взял на себя, по его мнению, слишком много. Ему ещё отчёт перед Потёмкиным держать. Войскам поступила команда собирать трофеи и переправляться на свою сторону.
Глава 10. Особое задание
– Осторожнее, братцы, осторожнее, не растрясите! – покрикивал Акакий Спиридонович. – Куды ты лезешь, дурень! – рявкнул он на выскочившего откуда-то сбоку понтонёра. – С дороги! Не видишь, что ли, их высокоблагородие несут! А вы под ноги смотрите, чтоб не запнуться!
– Обождите, ребятки! – Алексей подошёл к носилкам и поправил край грубого шерстяного одеяла.
– Алексей Петрович, у Кокина Матвея, у старшего полкового барабанщика все бумаги. Не успел я их Гусеву Сергею передать. Там и формулярные списки на всех, и по учебной роте подбивка. Прошли ребятки войной испытания, можно и в стрелковые роты переводить, а многим так и хвосты на каски вешать. Эх, как же это не вовремя-то! – поморщился он, дёрнув обрубком руки. – Турок разбили, война к концу подошла, а я вот в калечные угодил. Куда же мне теперь, в инвалидный дом – такими же, как я и сам, командовать?
– Не волнуйся ни за что, Олег Николаевич, – всматриваясь в серое, осунувшееся лицо Кулгунина, негромко проговорил Алексей. – Всё поправим, всё разберём. Ты, главное, лежи пока, отдыхай. Жизнь-то на этом не кончается. Левая рука – не правая, писать, саблю держать можешь. На груди два золотых креста, Георгиевский кавалер всё-таки, не шутки! А скоро и третий крест за Измаильский штурм получишь! С таким-то иконостасом не грех и городничим или тем же предводителем дворянства в каком-нибудь уезде осесть.
– Да я гол как сокол, какие уж там предводители, – улыбнулся Кулгунин. – Из безземельных мы, Алексей Петрович, служивые… Из полка родного, из армии жаль уходить, прикипел я тут. Ладно, ничего, как-нибудь. Спасибо вам за всё, за участие.
– Да мне-то за что?! – воскликнул Егоров. – Ты главное не раскисай, Олег! Ничего ещё не закончено! Полежишь в госпитале немного, отдохнёшь, потом и поговорим с тобой основательно. Может, чего интересное вместе измыслим.
– Ваше высокоблагородие, гренадёры топают, – пробубнил стоящий рядом Мазурин. – Может, пойдём мы, а то ведь они понтоны раскачают. И так вона мостик колышется.
– Ступайте, братцы, – кивнул Егоров. – Осторожно только. Спиридонович, ты господина премьер-майора сразу к главному госпитальному врачу снеси. Скажи – позавчера при штурме всё случилось, наш Дьяков Илья Павлович уже вечером руку резал. Пусть Дементий Фомич сам всё осмотрит. Я, как только на том берегу буду, сразу к нему забегу.
– Понял, вашвысокоблагородие, всё как вы сказали передам! – кивнул лекарь. – Пошли, ребята! Вон уже батальонная колонна к берегу подходит.
Дюжие полковые санитары перехватили поудобнее парусиновые носилки и ступили на сходни понтонного моста. А к переправе
