Элизабет услышала меня. Но, скорее всего, она просто не понимала, что произошло. Она села на полу, прислонившись спиной к кровати, и поводила безумными глазами, будто не узнавала ни этой комнаты, ни меня. Так же отрешенно она наблюдала, как Этери влезла в ее платяной шкаф и пыталась выбрать что-то из одежды взамен грязного испорченного платья. Прикладывала вещи и отшвыривала на пол, пока не отыскала старый шерстяной халат, явно с чужого плеча. Он никак не мог быть впору маленькой худенькой Элизабет, но подошел мне.
Этери сунула «горошину» в карман, расчесала мои волосы найденной в уборной щеткой. Пыталась переплести косу, но у нее не выходило, видно, она никогда этого не делала. Она отшвырнула расческу, сунула в карман два мотка бинтов и направилась к двери, не глядя на Элизабет.
Я лишь успела прокричать:
— Спасибо! Прости!
Мы спустились с низенького крыльца. Поселок, застроенный двухэтажными домами. Этери оглядывалась, вероятно, искала машину. Я ничем не могла ей помешать, и была вынуждена слепо повиноваться ее безумным желаниям.
— Куда мы?
«В Виссар. В мои планы не входит встретить раньше времени Нордер-Галя».
Глава 32
Все, что я могла — смотреть и говорить. Лишь чувствовала, как от долгого сидения за рулем затекали ноги, и ныла спина. Мы ехали больше суток. По крайней мере, по моим подсчетам. К несчастью, багажник угнанной машины, как нарочно, был забит полными канистрами. Время от времени рана начинала давать о себе знать, и тогда Этери глушила мотор, откидывалась на спинку сиденья, накрывала рану ладонью. И боль исчезала, будто где-то внутри завязывалась крепким узлом. Как толстая нитка. Мне почему-то представлялось, что непременно капроновая. Я все же спросила:
— Это что, магия?
Ответ сопровождало уже привычное фырканье:
«Дура! Магии не существует. Всего лишь энергии, исходящие из сердца и управляемые импульсами мозга. — Я просто понимала, что она где-то внутри желчно оскалилась: — Но откуда тебе знать про мозг?»
— А тебе — про сердце.
«Что? — она резко дернулась, подалась вперед. — Сердце — всего лишь орган, как и прочие. Всего лишь перекачивает кровь и не дает сдохнуть телу. Лишь примитивное создание с битым геном способно наделять его чем-то большим. Все это не более чем дикость».
— Мне жаль тебя.
«Тебе?» — она едва не задохнулась от возмущения где-то внутри.
— Мне.
«Мне казалось, это себя ты должна жалеть».
Я проигнорировала ее слова.
— Должно быть, тебя ненавидят все вокруг… Каково это, когда все тебя ненавидят?
«А почему меня это должно интересовать?»
— Значит, ненавидят…
Она отрицала то, с чем была не согласна — свою заинтересованность, но невольно признавала мое утверждение. Любил ли эту спесивую стерву хоть кто-нибудь?
Она, наконец, поняла, что я подловила ее:
«Заткнись! Я приказываю тебе заткнуться! Не раскрывать рта!»
— Договорились. Только и ты заткнись, сделай одолжение.
«Не смей мне указывать, гадина!»
Я молчала, как она и просила. Но не по приказу, а потому, что больше не хотела с ней говорить. И буду молчать. Пусть разговаривает сама с собой и думает, что хочет. На ее движения я никак не могла повлиять разговором.
Этери вновь завела мотор, и машина с ревом понеслась вперед. Вдали уже показались в сумерках изломанные туманные силуэты гор Мангора — и во рту пересыхало от страха. Это означало то, что мы неумолимо приближались к границе. Чертова стерва время от времени сверялась с картой, найденной в бардачке, ловко гнала по развезенным дождями проселочным дорогам. Я все время надеялась, что она проедет через какой-то населенный пункт, где будут люди. Сама не знала, что собиралась сделать, может, кричать, что я шпионка Виссара. Просто понимала, что должна сделать хоть что-то, воспользоваться любой возможностью, чтобы меня задержали. Если мы пересечем границу — спасения уже не будет. Может, его и теперь нет, но все еще оставалась надежда. Но эта расчетливая сука будто читала мои мысли — нарочно огибала поселки, сторонясь людей. Уходила от любого подозрительного движения.
Седые осенние сумерки опустились быстро, будто кто-то накрыл глаза прохладными ладонями. Раз — и серый мутный свет сменился серой мутной тьмой, разрезаемой редкими срывающимися каплями. Казалось, горы надвигались на нас слепой черной громадой, вспарывающей вершинами обложное небо. В прорехах виднелась чернильная синь и стекольная россыпь мелких звезд.
Дорога уводила в расщелину, черную, как пустота. Тусклые отсветы фар выхватывали куски породы, кое-где на камнях теснились чахлые облысевшие кусты. Этери притормозила. Легла на руль, долго всматривалась. Потом выключила свет и вышла из машины. Смотрела наверх, на кромку гор, похожую на изломанные зубы великана.
Я бы хотела сказать, что вздрогнула всем телом, когда в лицо ударил белый свет мощного прожектора, но это было бы ложью — тело не шелохнулось. Но я невольно охнула и зажмурилась. Зрение не сразу обретало четкость, перед глазами поплыли зеленые круги. Так бывает, если долго смотреть на полуденное солнце. Навернулись слезы. В то же мгновение я почувствовала, как в спину уперлось оружейное дуло.
— Поднять руки!
Этери не шелохнулась. Я буквально чувствовала, как она внутри давилась от возмущения.
«Немедленно скажи, что перед этими собаками благородная Этери, дочь архона Фаир-Сета. Ну же!»
Кажется, она напрочь забыла, что находится в моем теле. В теле девки с битым геном! И что бы я не говорила, ни один полоумный виссарат не признает во мне чертову суку. На миг я испытала ликование, но его тут же выместила липкая холодная паника. Я не понимала, что делать. Настаивать на том, что я — Этери — я подпишу себе смертный приговор. Отрицать — подпишу его нам обеим, со мной едва ли станут церемониться. То, что чертова стерва умрет вместе со мной, грело душу, но не слишком. А близость этого неотвратимого исхода буквально выбивала почву из-под ног. Я бы предпочла, чтобы она сдохла в гордом королевском одиночестве. Без меня.
Мне вновь ткнули в спину:
— Поднять руки!
Я видела, как по кромке луча заскользили тени — нас обложили со всех сторон.
«Почему ты молчишь, дрянь? Говори! Говори!» — она начинала визжать.
Но я медлила. Все пыталась взвесить «за» и «против», но понимала, что вязну глубже и глубже. Проблема в том, что правильного ответа попросту не было.
«Говори» Говори!»
Она орала так, будто надеялась, что солдаты ее услышат. Но слышала только я. И глохла от звона в ушах.
Мои руки медленно поднимались. Гадина
