А что будет с венчальным ларцом Клары? Он станет реликвией, неизвестным шедевром Джорджоне. Объедет весь мир, предстанет перед толпами, потом будет выставляться в Академии рядом с «Бурей» в витрине с климат-контролем, в отдельном зале. Вход по специальным билетам.
Кто-то должен был привезти его Кларе после смерти мужа. Чьи там кисти внутри, его или ее? Благодарственное слово отцу — кто-нибудь донес его до мальчика? Таддеа могла бы, но ее к тому моменту уже заперли в монастыре. Может, Винченцо… Хотя Таддеа вела дневник, и Клара увековечена там. Все ее вещи сохранились. И теперь все пойдет в музей.
Когда разглядываешь музейные экспонаты — одежду, украшения, — пытаешься представить, какая жизнь окружала их до того, как они застыли в витринах, представить, как впервые они коснулись теплой кожи и по какому случаю. Я столько раз вглядывалась в портреты и миниатюры, пытаясь вообразить человека живым. Помню, как впечатлил меня выставленный в Национальной галерее портрет Кристины Датской, который Гольбейн создал, чтобы представить потенциальную невесту Генриху VIII, — блестящая работа, выполненная, как я читала, всего за три часа. О чем она думала, что чувствовала, когда смотрела на этот портрет, и о чем думал король, разглядывая впоследствии в Лондоне ее прекрасное бледное лицо? Она сказала, что приняла бы его предложение, будь у нее две головы. Остроумная девушка. И вот картина дошла до нас, и уже неважно, с какой целью ее писали, это просто еще один замечательный Гольбейн. Такова, наверное, судьба вещей — они намного переживают породившие их события, согревавшую их плоть и ту жизнь, которой они служили. Ванная Казановы. Портрет Кристины. Красная куртка Нильса. Они никуда не деваются, потому, что им нечего теперь делать. Ренцо говорил, что в неоплатонизме материальный мир — это порождение мысли. Значит, возможно, дожившие до нас артефакты не что иное, как давние воспоминания, заблудившиеся хранители чьей-то чужой мечты. Иероглифы, наскальные рисунки, портреты монахинь, фотографии… Действительность как она есть.
После гибели Нильса я снова и снова зарывалась лицом в его вещи и вдыхала запах его тела, которого уже не было на земле. Все, что осталось между мной и его знаменитой красной курткой, — пустота. Я не могла удержаться, это был единственный способ оказаться с ним рядом. Куртка до сих пор у меня. Она, как строгий гуру, подталкивала меня к пустоте. Старый знакомый запах выветрился.
Но я-то тут, никуда не делась. Я открыла окно и вдохнула ночную прохладу. На небе сияли месяц и одна звезда. Венера? Бодрящий холодок напомнил, какая я на самом деле теплая и живая. Люси сказала, что решает не судьба, а сама жизнь. Пожалуй, надо прислушаться и отдаться на волю жизненных волн. Броситься в реку, даже если придется бросаться одной. О, Клара, мне так радостно и печально за тебя. Я чувствую, наверное, то же самое, что Таддеа, — преданность твоей храбрости и таланту и одновременно пустоту оттого, что потеряла тебя слишком рано. Но если с этой стороны судьба позволила нам отыскать тебя заново, если она вела меня к тебе с того момента, как я сошла с поезда, ты тоже двигалась мне навстречу, рассыпая блестящие подсказки, и получилась двойная спасательная операция — для нас обеих. Наворочено, но я верю, что так оно и есть. Я так чувствую. Моя дорогая подруга, тебя уже четыреста лет нет в живых. Однако признаюсь, твой мужчина вызывает у меня зависть.
— Signorina, telefono, — позвала Аннунциата.
Мы с Лидией только что вернулись от гадалки по картам Таро, и Лидия снова принялась разбирать бумаги в шкафу после нашего познавательного похода.
— Grazie, Аннунциата, — поблагодарила я, сбегая по лестнице.
— Алло?
— Нел, это Энтони.
Он самый, о котором говорила синьора Маркьони, перевернутый Король мечей.
— Привет. Как Париж?
— Париж отлично. Упражняюсь во французском. Дела хорошо.
Энтони учил французский в летнем лагере, куда посылала его мать, когда воспитывала из него будущего Короля-Солнце.
— Нравится?
— Понимаешь, нам предложили, раз уж мы здесь все закончили, сыграть благотворительный концерт в Париже — сбор средств для больных СПИДом в Африке, и мы поехали. А теперь мы решили сыграть вживую в одном концертном зале с очумительной акустикой. Это Никола устроила, она делает пресс-релизы для всех крупных классических постановок.
— Никола?
— Она была с нами в Италии. Отлично постаралась, потом попросила разрешения организовать и это тоже.
— Очень мило с ее стороны. Ты, наверное, ей говорил, как любишь Францию.
— Она из Европы, знает кучу языков — по работе приходится.
— Хорошо. Сколько ты там пробудешь?
— Может быть, заедем в Лондон на благотворительную акцию «Спасите Землю». Обычная тусовка, Альберт-холл, обратно меня еще месяц точно не ждут. Николе надо съездить в Нью-Йорк, она предложила привезти ко мне Лидди, а потом мы с тобой ее отвезем домой. Немножко пропустит школу, но это не страшно.
— Рада, что тебе там нравится, правда. И мне тут тоже.
Молчание.
— Сколько ты будешь в Париже?
— Еще около недели. Дождусь прибытия Лидди.
— Мне приехать к тебе туда? Нормально будет?
— Конечно. Повидаемся. Поедешь в Лондон?
— Потом обсудим. У тебя голос довольный.
— Отлично тур проходит. Ты там как, развлекаешься?
— Тут интересно. Я столько всего узнала.
— Ты это любишь.
— Люблю. В общем, давай мне парижские координаты, а я сообщу, когда приеду.
Он продиктовал.
— Надеюсь, увидимся с Борисом и остальными. Скажешь Борису, что я скоро буду? Наверное, поездом отправлюсь. Французский у меня хромает, но как-нибудь, уж, наверное, договорюсь.
— Они к американцам привычные. На следующей неделе было бы здорово. Париж — сказка. Рад, что дозвонился, хотел тебе сообщить про изменения в планах. Лондонский благотворительный отыграем потом в Нью-Йорке, ближе к зиме. У меня будет тур, но я могу приехать.
Меня подмывало спросить, не подсуетилась ли Никола и тут, но я поняла, что можно и не спрашивать.
— Энтони, мне сегодня погадали на картах Таро.
— Серьезно? И как? Просветилась?
— Было занятно. Про перемены. Все меняется, важно не пропустить момент, сказала гадалка. Главное, не судить, а меняться. Суть в том, как люди меняются.
— Ты изменилась?
— А ты нет?
— Не знаю. Я себя нормально ощущаю.
Молчание.
— Я, наверное, тоже.
— Хорошо. Ладно, Нелли, я побежал, настройка аппаратуры. Рад был поговорить. Люблю тебя.
— Энтони?
— Да?
— Все в порядке, все хорошо.
