Последний день, проведенный в этой добровольной тюрьме, стал для него непередаваемой мукой; отсутствие еды вынуждало Матарета пить вино, которое только еще сильней отравляло его организм, а отравление вызывало все более острое чувство голода.
Временами он погружался в сон, полный бредовых видений, который неизвестно сколько длился. Во сне ему виделись страшные события: кровавый мятеж, чудовищные взрывы, рушащиеся города, какие-то сражения то ли с людьми, то ли со зловредными лунными шернами. А потом вдруг наступало неожиданное успокоение. Ему снилось, будто он стоит вместе с Яцеком на каком-то холме, возвышающемся над городом, и слушает рассказ о новых, счастливых взаимоотношениях людей на Земле. Яцек ласково улыбается ему и говорит, что все кончилось благополучно и теперь у власти действительно самые достойные, самые мудрые и что скоро он полетит на Луну, чтобы помочь Марку установить там вечный мир.
И опять светлый сон сменялся горячечным, пугающим хаосом.
Солнечный город внизу вдруг превращался в груду дымящихся развалин; повсюду, куда ни кинешь взгляд, небосклон кровавят зарева пожаров; со всех сторон долетают предсмертные стоны и раздается дьявольский хохот человека великанского роста, у которого лицо Юзвы и его огромные кулаки.
Матарет в ужасе пробуждался с желанием закричать, позвать на помощь.
Его окружала глухая тишина, и только голод, все более жестокий, все более мучительный, выворачивал ему кишки и отчаянно подталкивал к двери.
И все же, невзирая на голод и на то, что шум сражения уже довольно давно затих, Матарет с дрожью отодвигал засовы тяжелых дверей, собираясь выйти на свет. В темном узком коридоре и на ведущей наверх лестнице он несколько раз останавливался и тяжело дышал, словно надеялся вместе с чуть посвежевшим воздухом вобрать в задышливую грудь и капельку мужества.
Он воображал, что увидит, когда выйдет на улицу, и заранее подготавливал себя к страшному зрелищу.
Вокруг будут одни развалины, думал он. Вероятней всего, дом Яцека тоже разрушен, и очень даже возможно, что, пытаясь выбраться на поверхность, он обнаружит гораздо более мощные запоры в виде груды камней, кирпича и железных балок, иными словами, обнаружит, что погребен заживо. А если ему и повезет и удастся выйти, то – тут уж можно не сомневаться – он окажется в пустыне среди полнейшего разгрома. Города не существует, кругом одни руины, а в них трупы и огонь, пожирающий то, что еще способно гореть в нагромождении камня и железа.
Однако, поднявшись наверх, он обнаружил, что двери распахнуты. Он вышел в просторный вестибюль; видимо, дом еще стоял, по крайней мере, нижний его этаж уцелел. Вокруг была мертвая тишина. Очевидно, прислуга разбежалась или перебита, решил Матарет, прокрадываясь вдоль мраморной стены к широким двустворчатым дверям, ведущим на улицу. Матарет чуть толкнул их, и они бесшумно открылись; он ступил в ослепительный солнечный свет и испытал невероятное потрясение.
Город выглядел как обычно. Лишь кое-где можно было увидеть запертый магазин, разбитое окно, вышибленную дверь; на некоторых стенах заметны были щербины, словно от пуль, а вдали вроде бы стоял дом, то ли разрушенный, то ли сгоревший в пожаре. И это все. По улице, как прежде, шли люди; ну, может, их было чуть поменьше, однако их вид и поведение отнюдь не свидетельствовали о каких-либо чрезвычайных событиях.
Возле дома как живой символ нерушимого порядка стояли два полицейских.
Один из них мгновенно обернулся на легкий стук двери, закрывшейся за Матаретом, и схватился за висящий на боку револьвер.
– Что ты там потерял? – рявкнул он.
Матарет перепугался.
– Я там прятался… – оробело попытался он объяснить.
Тем временем подошел второй полицейский. Он внимательно взглянул на Матарета и вполголоса бросил своему напарнику:
– Его превосходительство…
– Нет, – возразил тот. – Его превосходительство Рода не лысый. Я его видел. Это, должно, его спутник или слуга, с которым его превосходительство прилетел с Луны.
Он подошел к Матарету.
– В этот дом входить запрещено, – объявил он.
– Да ведь я там был…
– Это ничего не значит. А верней сказать, тем хуже. Кто знает, милейший, не сообщник ли ты…
– Надо ему надеть наручники, – предложил второй полицейский.
– Правильно, – согласился первый, – и отвести в участок или прямиком к его превосходительству.
Поскольку наручники оказались велики для тонких рук Матарета, их связали веревкой и так повели. Он не сопротивлялся и не задавал никаких вопросов. Его охватила страшная слабость, в глазах было темно, он еле передвигал ноги. Полицейские обратили внимание, что он едва идет, поэтому на углу посадили в автомобиль и привезли к роскошному дому, на который Матарет в своих блужданиях по городу как-то не обращал ни разу внимания.
Там его препроводили в большую приемную, где он просидел, наверное, с час, прежде чем распахнулись двери. Служитель в ливрее призвал Матарета на аудиенцию к его превосходительству.
Матарет неверным шагом вошел в кабинет и – онемел. В комнате, обставленной с безумной роскошью, за письменным столом сидел в пышном мундире учитель Рода.
– Ты… Это ты? – с трудом выдавил Матарет. Рода нахмурил брови.
– Ко мне положено обращаться «ваше превосходительство», прошу не забывать!
После чего, отпустив небрежным кивком служителя, Рода велел Матарету приблизиться и позволил сесть.
– Где ты скрывался? – суровым голосом осведомился он.
– Слушай, я есть хочу, – взмолился Матарет. – Дай мне поесть и попить.
Его превосходительство милостиво позволил Матарету заморить червячка, и когда тот, несколько подкрепив силы, возвратился, благосклонно принял его и с первых же слов пообещал взять к себе на службу, если только Матарет будет его слушаться.
Матарет смотрел на бывшего главу Братства Истины и сотоварища земных невзгод с изумлением, граничащим с недоверием. Он действительно не верил собственным глазам и ушам и никак не мог взять в толк, серьезно говорит Рода или смеется над ним.
– Но расскажи, что произошло, – пробормотал он наконец.
– Я уже тебе сказал, что ношу титул «превосходительство».
– Как? Каким образом?
– Я спас мир.
– Что?
– Спас общественный порядок.
– Ничего не понимаю.
– Естественно. Ты всегда был тупицей. Если бы не я, этого города уже не было бы.
– Значит, революция…
– Подавлена! Подавлена с помощью крохотной машинки, которую я героически, рискуя жизнью, вынес из дома этого проклятого Яцека.
– Как это произошло?
В Роде вновь пробудился оратор. Он забыл о новом своем сане, вскочил по приобретенной на Земле привычке на стул и принялся оживленно рассказывать, размахивая руками:
