– Мой помощник распорядился, чтобы её высочество и её помощницу снабдили всем самым лучшим. Глядишь, завтра и повеселеет.
– Плевать, – равнодушно бросил Риккард, шаря ненасытным взглядом по столу в надежде отхватить то, во что ещё не впивались за вечер его пожелтевшие с возрастом зубы. Нашлась холодная индюшатина и размякшие груши. – Главное, чтобы в Торренхолле хотя бы на день сменила кислую мину на улыбку, пусть даже кривую. Гости должны верить, что у нас всё хорошо.
– У вас и так всё хорошо, – поспешил заверить его величество Рей Альгервильд. В правой ноге резко стрельнуло, и на последнем слове вышел такой поросячий визг, что король чуть не поперхнулся грушей и добрую часть даже выплюнул.
Вытерев губы и смахнув с груди ошмётки спелого фрукта, Риккард выругался про себя, а вслух лишь проворчал:
– Гайлард меня беспокоит.
– А что случилось? – Альгервильд тут же позабыл о боли и навострил уши. В Нолфорте не было ни одного лорда, которому настроение и самочувствие наследника престола были бы безразличны. Многие Гаю завидовали; многие хотели оказаться на его месте. Были и те, кто его любил, но больше было тех, кто его побаивался.
– Последнее время он ведёт себя крайне опрометчиво, – выдохнул король. – При взятии Ллевингора мы отделались малой кровью, а то, что победа будет столь лёгкой, было понятно ещё до пересечения пограничной реки. Так зачем было рисковать своей жизнью и лезть под обстрел? К чему вся эта бравада? Я не раз высказывал Гайларду своё королевское «нет» в ответ на все его опрометчивые решения, но он упрям, как осёл. Сейчас война стихла, и Гай женится на ллевингорской девке, и я этому безмерно рад, но иногда мне кажется, что при всём его характере он сдохнет раньше, чем успеет обзавестись наследником.
Последние слова выплёвывались с такой досадой и злостью одновременно, что, будь они стрелами, давно бы поразили всех противников насмерть.
– И самое страшное во всём этом, – продолжал Риккард, сверля взглядом серебряный кубок, стоявший на самом краю стола, – что я ничего не могу изменить, хоть и король. К чему мне тогда корона на голове, если решить проблему престолонаследия я один не в состоянии? Плешь прикрывать? Скоро и отлить не смогу, пока не получу на сие великое и благое для организма дело одобрения этих четверых ходячих трупов!
– Так вы о Совете Мудрейших...
– О ком же ещё? Я пятнадцать раз собирал их в Хрустальной зале у себя во дворце. Пятнадцать! И что ты думаешь? Каждый раз один из четверых просто-напросто не приходил. То спину прихватит, то кошка руку раздерёт, то табак закончится...
– Да как они только смеют! – Альгервильд был вне себя от такого неприкрытого хамства в отношении столь важной особы.
– Они, видишь ли, считают, что традиции, заложенные основателем ещё в эпоху Первого камня, рушить нельзя. А что если традиция рушит всё, что росло и крепло веками? – Король перевёл дыхание. – А они твердят, что проблемы не видят. Говорят, что пока все живы и здоровы, не стоит по пустякам беспокоить Камень богов. Мол, есть дела посерьёзнее. Мол, спасение мира от засилья в лесу мухоморов для них важнее спасения великой династии. Тьфу! – Рикард в сердцах плюнул на пол. – Мои лошади сегодня прекрасно все те мухоморы повытоптали, и для этого им не понадобилось ни проеденной червями книги, ни бороды до колен.
– Ваша милость, – старик Альгервильд почти дрожал от страха, – вам бы не всю четвёрку собирать, а вначале поговорить с каждым из той четвёрки с глазу на глаз. И каждого по отдельности на свою сторону склонить...
Король отмахнулся.
– И это я пробовал. Думал, что с Дагормом это будет обставить проще простого. Так что ты думаешь? Он весь покраснел, словно клюква на болотах, и прошелестел губами, что я хороню племянника раньше времени. С Майриндом совсем бесполезно говорить: он покровительствует ллевингорской девке и зашевелит пальцем лишь в том случае, если та не сумеет родить Гаю ни одного сына. Кто там у них ещё? Вечно забываю, как зовут третьего с мешками под глазами... Не помнишь?
Но лорд Альгервильд не помнил, и на то у него была вполне уважительная причина: возраст.
– А ещё я боюсь четвёртого... – неожиданно тихо произнёс Риккард и замолчал. Его небритое лицо вдруг посерело, брови нахмурились, а руки сцепились в замок, и пальцы мигом поледенели. – Того горбуна, – сдавленным голосом добавил король и снова замолчал.
– Но ведь именно он вылечил вашу дочь, – вкрадчиво заметил Рей, трясущейся рукой подливая вина в кубок короля и свой.
– Вот именно. – Риккард сделал жадный глоток. – Я видел, как он сновал от своих грязных склянок с пиявками к кровати Кхиры и обратно, и как его тень плясала на стене. Огромная тень. Когда он читал исцеляющий стих, то губы его не шевелились, зато у горба выросла голова и двигала губами вместо него.
Альгервильд содрогнулся. Хозяина Папоротниковой впадины и так уже давно мучила бессонница, а сегодня ночью и снотворные капли принимать бесполезно. Померещится горбатая тень в лунном свете, просачивающемся сквозь портьеры, как тут уснёшь?
Рей вытер испачканным в сливовом соусе рукавом вспотевший лоб и сказал:
– Говорят, он даже знает рецепт оживления мёртвых...
– Чушь, – отрезал король. – Мёртвого уж никому не воскресить.
– А вдруг он действительно может?
– Может-не может, не знаю. Но одно знаю точно, как он решит, так обычно и бывает.
Рей Альгервильд сомнительно покачал головой. Впервые за весь вечер он осмелился не поддакнуть королю.
– Что такое? – насторожился Риккард.
– Двадцать пять лет назад он был против, сами знаете, чего... Единственный, кто был против. Но его не послушали. Может, и в этот раз получится надавить на оставшихся трёх и убедить мудрейших пересмотреть правило?
Король вздохнул.
– Может, ты и прав и стоит попробовать ещё раз. А там, чем кикиморы не шутят, престол перейдёт к моей дочери, и я смогу спокойно умереть. Только вот она тупая, как ржавый нож, пролежавший всё дождливое лето во дворе. С её мозгами не Нолфортом управлять, а только с курицами общаться. Что же мне теперь? Опять новую делать?
– Это как вашей милости будет угодно, – хихикнул Альгервильд. – Кстати, вот о том горбатом… Что-то я давненько ничего о нём не слышал. С Дагормом прошлым летом беседовал. От Майринда письмо на зимнее солнцестояние получил. О мешках под глазами на ярмарке ближней говорили. А о горбатом ни слова. Может, умер?
Король хмыкнул.
– Сидит, наверно, в каком-нибудь одном из своих любимых болот, весь в иле и мхе, обложился пиявками и чешет свой горб.
– А хоть бы и правда умер, – успокаивающим тоном пропел Альгервильд и подлил ещё вина.
– Согласен. – Король громко хлопнул ладонью по столу и встал. Альгервильд соскочил с места следом. – Ночь в самом разгаре, и не мешало бы выспаться перед дорогой завтра.
