Видно, вспомнив о доме, Гортензия плохо спала в эту ночь. При мысли о возвращении ею овладело волнение. Прошли долгие месяцы с тех пор, как она уехала, и ее очень тревожило молчание Жана. Пришло еще одно письмо от Франсуа, но там не было ни слова о повелителе волков, и Гортензия, хорошо зная Франсуа, понимала, что Жан, по-видимому, запретил ему писать о себе.
Она уверилась в этом, когда на другой день – бывают же такие совпадения – получила очередное письмо из Комбера. Франсуа мало писал ей, но это его послание заставило сжаться ее сердце: «Возвращайтесь, мадам Гортензия! Умоляю вас! Возвращайтесь как можно скорее. Мне запретили вам писать. Я надеюсь еще вас увидеть. Надо что-то делать. Только вы сами должны защитить свое счастье… если тот, кого вы любили, все еще составляет ваше счастье…»
Прочитав это, Гортензия разрыдалась, и Фелисия, бросив взгляд на письмо, решила позволить ей выплакаться. В этих слезах изливались месяцы тоски по родине и тревоги за своих, поэтому она решила, что ей надо дать поплакать. Лишь спустя некоторое время она подсела к ней и обняла ее за плечи.
– Еще два дня, дорогая, и мы уедем! Если этот человек вам написал, значит, еще не поздно.
– Вы… так думаете?
– Я в этом уверена. Иначе бы он не писал. Он знает, сколько времени потребуется письму, чтобы прибыть к вам, и сколько времени надо вам, чтобы уехать. Успокойтесь, вы поспеете вовремя… Боюсь, что я, втянув вас в эту авантюру, слишком много от вас потребовала. Но я постараюсь сделать так, чтобы все это не нанесло вам слишком большого урона…
Спокойный и уверенный тон Фелисии унял поток слез Гортензии, и она подняла голову.
– Что вы хотите сказать?
– Что завтра вечером я отправляюсь в Шенбрунн с Тимуром и Камератой, а вы остаетесь здесь. Если к рассвету я не вернусь, уезжайте, не ожидая и не стараясь что-либо узнать. Вы отправитесь почтовой каретой до Зальцбурга, а оттуда – во Францию. Нет, Гортензия, не настаивайте. Я приняла решение и не собираюсь его менять.
– Вы наказываете меня за эту минуту слабости? – с горечью спросила Гортензия.
– Я вас не наказываю, бедная глупышка! Просто я посчитала, что вы слишком дорого платите за нашу авантюру, даже если речь идет об императоре. С вами останется Мармон…
Услышав о том, какая роль ему отводится, маршал скривился. Мысль о том, что он остается в компании Гортензии, была ему приятна лишь наполовину. Он не был согласен на второстепенную роль в этом заговоре. Фелисия была готова к тому, что он так встретит ее предложение, и постаралась объяснить, в чем заключалась его роль.
– Я отвожу вам очень важную роль. Если так случится, что мы не вернемся почему-либо, вы должны остаться вне подозрений. Вы усадите Гортензию в карету утром, чтобы отправить ее во Францию…
– А вы?
– А потом у вас появится время заняться мной. А она должна уехать. Да к тому же речь никогда не шла о том, чтобы вы отправились в Шенбрунн. Нам не нужна целая дюжина людей для того, чтобы перелезть через стену и помочь это сделать принцу. Это напоминало бы стадо баранов. Мы с Тимуром проникнем в парк. Графиня останется на страже в карете. Речь идет всего о нескольких минутах. Мы быстро вернемся. Вот тогда вы увидите принца, а потом отвезете мадам де Лозарг к Пальмире, которая будет ее ждать. А теперь решайте, как вы собираетесь себя вести, и останетесь ли вы моим другом, как я до сих пор считала.
– Как будто вы не знаете, что я никогда не скажу вам «нет»!.. Я выполню в точности все, что вы мне поручите…
– Именно на это я и рассчитывала! – заключила Фелисия, широко улыбнувшись и таким образом несколько смягчив свою резкость. Улыбка совершила чудо, и Мармон, легковерный, как всякий влюбленный, вдруг увидел благорасположение там, где минуту назад видел лишь неприятную обязанность. Оставалось лишь дождаться того самого вечера, столь давно ожидаемого мига, когда их общие судьбы будут вписаны в новую страницу Истории.
Как только стемнело, закрытая карета, принадлежащая Марии Липона, остановилась у дворца Пальм. Мария должна была провести вечер с Гортензией и Мармоном. Карета же, в которую сели Фелисия и Тимур, снова отправилась в путь. На облучке в костюме кучера и высоком сером цилиндре сидела Леона Камерата, громко щелкая кнутом. Из дворца за ними наблюдали оставшиеся дома. Им оставалось лишь ждать в волнении и тревоге, что делало ожидание еще более мучительным. Их согревала только надежда.
Та же надежда заставляла сильнее биться сердце Фелисии, глядевшей через окно кареты на ночные улицы Вены. Если им повезет, то через несколько минут возле нее будет сидеть принц, который согласился, чтобы она привела его к славе. Не может быть, чтобы ей не повезло во второй раз!
Ночь была тихая и прохладная. Весь день стояла сильная жара, как это бывает в Центральной Европе, но где-то прошел дождь и принес приятную прохладу. Поэтому жители города высыпали на улицы, чтобы подышать свежим воздухом, напоенным ароматами скошенной травы и влажной земли. На улицах было много парочек. Пробежала группа студентов, напевавших мелодию вальса Ланнера. Вечер был прекрасен.
Графиня Камерата, сидевшая на облучке, свистела как заправский кучер фиакра… Навстречу попадались другие кареты, по большей части открытые, откуда слышался смех молодых женщин, иногда песни…
Когда они подъехали к Шенбрунну, совсем стемнело. Ночь была темная, безлунная, однако псевдокучер вел карету очень уверенно. Графиня превосходно знала окрестности дворца, знала, где следует остановиться, чтобы было легче перелезть через стену в том месте, где, как уговорились, их будут ждать принц и София.
Подъехав к дворцу и его хорошо освещенной решетчатой ограде, графиня повернула налево и въехала на узкую дорогу, идущую вдоль стены, окружавшей дворцовый парк. Проехав немного, она поставила упряжку под деревья так, чтобы ее не было заметно с дороги. Можно было подумать, что там укрылась парочка, ищущая одиночества. Тимур заранее выбрал время. Стража, обходившая дворцовую стену, прошла десять минут назад.
Фелисия и Тимур вышли из кареты. В аллее стояла глубокая тишина, нарушаемая иногда шорохом какого-нибудь ночного зверька. Леона Камерата прошептала с облучка:
– Бог вам в помощь! В случае чего свистните три раза. Я сразу же примчусь…
– Все должно пройти хорошо. Принц молод, хорошо тренирован на военных занятиях. Перелезть через стену – не проблема. Тимур может даже перенести его на себе. До скорого!..
Тимур уже стоял у стены, нагнувшись и скрестив руки. Фелисия поставила на них ногу, и Тимур легко поднял ее и усадил на стену, потом сам взобрался наверх. Еще через мгновение оба спрыгнули в парк, в густую траву, которая смягчила их падение.
– Далеко еще? – прошептала Фелисия. – Графиня говорила, что мы совсем близко от обелиска.
– Она права. Я считал деревья до него от углового здания. Пойдем…
Они пересекли небольшое пространство, густо поросшее высокими деревьями, вышли на аллею, идущую вдоль беседки.
