Анаис встала, подошла к камину, держа лист в руках. Она уже определилась с планом, и эти записи ей больше не нужны. Конечно, вряд ли найдется кто-то, кто сможет их понять, скорее примут за запись очередного алхимического опыта.
Но лучше подстраховаться.
Анаис мелко порвала листок, сложила обрывки на дрова и разожгла камин. Долго и спокойно смотрела, как под мелкими юркими языками огня темнеет и скукоживается бумага, прогорает и распадается пеплом. Спокойное, медитативное зрелище. Самое то, чтобы взять себя в руки. У нее впереди еще много времени — похороны только на закате.
Девушка настолько погрузилась в свои мысли, что на вежливый стук в дверь вздрогнула всем телом, словно выныривая из пучины дремы. Сердце тут же начало бешено колотиться.
Нет, так не пойдет, недовольно подумала Анаис. Такими темпами я или с ума сойду, или паранойю заработаю!
Пригладив волосы, она встала и отперла дверь. И совсем не удивилась, увидев за ней Антуана. Он уже выглядел лучше, чем ночью, новенький форменный сюртук смотрелся на нем еще лучше старого, сидел идеально по фигуре, словно интендант, как стайка сказочных фей, всю ночь по меркам менталиста сюртук шил! На посвежевшем румяном лице не было видно следов неспокойной ночи, даже морщинки в уголках глаз сделались незаметны.
— Одетт? — Антуан тепло улыбнулся, но стоило ему заметить бледность девушки, как его улыбка тут же увяла, — Одетт, все ли хорошо? Как вы себя чувствуете? Вы не простудились?
— Нет, все в порядке, — через силу улыбнулась девушка. Она внезапно поймала себя на том, что после всех подозрений ей не хочется сейчас видеть менталиста. Слишком неловко было общаться с человеком, который накануне своей жизнью рисковал, ее спасая, а она, неблагодарная, допускает мысль, что он вообще может быть преступником!
— Но, Одетт, я же чувствую, что вы чем-то сильно опечалены, — мягко произнес Антуан, немного отступая от ее дверей, — Что произошло?
— Сеньорина Мелансон позволила мне присутствовать на подготовке к ритуалу похорон, — со вздохом призналась девушка, надеясь, что это объяснение устроит менталиста.
Антуан удивленно приподнял брови.
— Странное желание у вас возникло. Немногие из родственников обычно решаются на такое.
— Это… по личным причинам.
Антуан склонил голову, признавая за девушкой право на тайны.
— Возможно, вам тогда стоит отдохнуть? Поверьте, никого не смутит ваше отсутствие…
Анаис покачала головой. Конечно, никому не будет дела, что наставница алхимии не почтила память одного из учеников. Но сама Анаис сможет себе это простить? Тем более, там точно будет Робер. Вот уж кому пригодятся ее добрые слова.
Вот только менталисту это знать не обязательно.
— Тогда позвольте мне вас проводить, — вздохнул маг, — я переживаю за ваше здоровье, все-таки, не летний месяц, чтобы ночное купание прошло без последствий.
— А разве уже закат?
Антуан кивнул в сторону окна. Солнце миновало зенит и медленно спускалось к острым верхушкам деревьев. Анаис закусила губу. Ей казалось, что прошло гораздо меньше времени. Она оглянулась на камин — так и есть, дрова почти прогорели, в густом сером пепле еле тлеют угли, по их черным бархатистым краем пробегают алые искры.
— Время еще есть, но лучше прийти раньше… если вы все-таки собираетесь прийти, — правильно истолковал ее сомнения Антуан. — Это как правила хорошего тона. К счастью, вы не заставали раньше похороны в Академии, и не знаете этого.
Анаис кивнула.
— Хорошо, подождите меня, пожалуйста. Я хотела бы собраться.
С вежливой улыбкой Антуан отступил дальше в коридор. Анаис не нужно было переодеваться — она и так носила траур по выдуманному отцу Одетт, только снова надела шляпку с вуалью. Больше времени занял камин: девушка затушила угли, кочергой разворошила пепел, чтоб убедиться — ни клочка не осталось от ее записей.
И только после этого она вышла навстречу Антуану. Он стоял у окна, задумчиво следил, как солнце медленно клонится к закату. В небесах уже проступили розовые краски, словно кто-то плеснул акварели в воду, и облака впитали ее, как вата. Маг обернулся к девушке, улыбнулся сочувственно.
— Вам все-таки стоило остаться, Одетт. Для такой юной девушки уже вторые похороны менее, чем за месяц, не самое легкое испытание.
Анаис пожала плечами. Она догадывалась, что похороны с морталистом действительно не рядовое событие, но слабо могла представить, насколько. В своей жизни она видела много похорон, но это были бедняки, такие же, как ее родители. У них не находилось лишней монетки даже на смертное облачение, что уж говорить об услугах мага? И их просто сжигали. Не самое приятное зрелище, учитывая, что жечь приходилось долго, дотла, пока даже кости не обратятся в жирный прах. Но испытание? Нет, Анаис не могла назвать то, чему она раньше была свидетельницей, испытанием.
Антуан снова взял ее под руку, очень трепетно, словно ожидал, что в любой момент она может отдернуть руку. Анаис старалась не смотреть на него — ей все еще было тошно, что она вообще смела его хоть в чем-то подозревать. Девушка не сводила взгляда с носков ботинок, но кожей чувствовала недоумевающий взгляд мага.
Ей хотелось обнять его, пальцы чесались от желания впиться ему в плечи, схватить крепче и плакать, спрятавшись у него на груди. Ей хотелось, чтоб он гладил ее по волосам. Чтобы жалел и защищал. Чтобы оградил от всех страхов и сомнений — и от этого дьяволова расследования тоже!
Но вместо этого приходилось с ровным лицом степенно идти рядом, выдерживая небольшое расстояние, которое допускали приличия. Внутри все выло и исходило криком, словно кровью, а внешне Анаис оставалась невозмутима, привычно одергивая себя — потом, все потом. И сила, разрывающая ее на две части, ненадолго утихала.
Вдох-выдох. Призрачное равновесие эмоций давалось тяжело, словно девушка балансировала на леске над пропастью, и ни шеста у нее не было, ни страховки.
Антуан деликатно молчал, но даже молчание его было теплым. Так, рука об руку, в тишине они спустились на первый этаж главного корпуса. Все здание Академии было погружено в полумрак — не горели ни свечи, ни магические шары. На несколько мгновений Анаис растерялась, но Антуан легко подтолкнул ее в нужную сторону.
Этот зал она еще не видела. Кажется, Анаис припомнила остальные дни, раньше его высокие двустворчатые двери были закрыты. Снаружи их украшала искусная мозаика из мелких отполированных дощечек из разных пород дерева — от почти белого до насыщенно красного. И Анаис раньше принимала двери за часть украшения интерьера. Теперь же они распахнулись, не пряча чрево зала, и было видно, что изнутри двери тоже украшены мозаикой, но уже из мелких косточек, ослепительно белых в сумраке.
— Старая традиция, — в полголоса пояснил Антуан, словно боялся нарушить тяжелую торжественную тишину, — раньше Академия готовила боевых офицеров и только их, элиту армии. Тогда и магии учили более… углубленно. И старый корпус, который сейчас отдан нам на растерзание, раньше был исследовательским. Магов было больше — и среди наставников, и среди высокородных учеников, тогда к магии относились как к искусству, а не как к ремеслу. Учеников изменяли магией — и разум, и тело. Каждый из них был идеальным оружием, редким, безупречным. И если они гибли — их тела возвращали Академии, чтоб похоронить с честью. Чтоб похоронить безопасно. Для этого и был создан этот зал, — Антуан обвел рукой внутреннее убранство помещения, и Анаис ощутила, как потрескивает пронизанный магией воздух, как волоски на шее встают дыбом, — Но эпоха великих войн закончилась, а традиция осталась. Хотя сегодняшние ученики всего лишь люди. Хоть и благородные.
